«У времени на дне»: эстетика и поэтика прозы Варлама Шаламова. Л. В. Жаравина

аспектах взаимозаменяемости правого и виноватого, но и об изначальном человеческом единосущии, которое с высшей – метафизической – точки зрения проявляется часто на подсознательном уровне. В рассказе «Эхо в горах» Шаламов характеризует как «великолепную выдумку» бытовавший на дореволюционной каторге метод перевоспитания. Суть «новинки» заключалась в том, что каторжников сковывали попарно и «тут тюремное начальство могло острить как умело – сковывать высокого с низкорослым, сектанта с атеистом <… > сковывать вместе анархистов и эсера, эсдека и чернопередельца» (1, 628). Это сильнейшее испытание характера выдерживали далеко не все. В рассказе же повествуется о дружбе таких «спаянных»: эсера-максималиста Михаила Степанова, ставшего большевиком, и Александра Антонова, возглавившего знаменитый крестьянский мятеж на Тамбовщине. Их духовное единение победило политические распри: красный комбриг организовал в дальнейшем побег злейшему врагу советской власти, за что и получил 10 лет лагерей.

      И дело не в уникальности ситуации. Вспомним, что Гринева, только что спасшегося от гибели, «простонародная песня про виселицу, распеваемая людьми, обреченными виселице», потрясла «каким-то пиитическим ужасом» (Пушкин: 6, 474), объединив хотя бы на мгновение с «разбойниками». Аналогичен финал рассказа «Сентенция»: «Из Магадана приехал начальник <… > На огромном лиственничном пне, что у входа в палатку, стоял патефон. Патефон играл, преодолевая шипенье иглы, играл какую-то симфоническую музыку». Вокруг патефона стояли «убийцы и конокрады, блатные и фраера, десятники и работяги. А начальник стоял рядом. И выражение лица у него было такое, как будто он сам написал эту музыку для нас, для нашей глухой таежной командировки». Кружилась и шипела пластинка, кружился пень, «заведенный на все триста кругов, как тугая пружина, закрученная на целых триста лет…» (1, 405–406).

      И у Пушкина, и у Шаламова идет игра порядка и случая, стихийной непредсказуемости бытия и человеческого стремления подчинить стихию. Выигрыш в этой игре – победа над судьбой; проигрыш – победа судьбы, часто со смертельным исходом.