Кокорев уверен, что основа мощи русского государства – чувство долга русского человека. Это чувство, в свою очередь, имеет еще более глубокую основу – самозабвение и общелюбие. Это христианские добродетели, которые русский человек впитал с молоком матери:
«Вместе с русской мощью славные наши предки передавали из рода в род и саму основу ее. Как определить ее? Как назвать причину спасительных движений Донского, Ляпунова, Пожарского, Минина и Сусанина? Современные Пожарские, Минины и Сусанины, т. е. все наши славные морские и сухопутные защитники Севастополя, называют все свои подвиги простым исполнением долга. Вот в этом-то простом исполнении долга, смысл коего так многозначен и обширен, и заключается русская мощь. Стремление к этой обязанности – исполнению долга – доступно лишь только тем, кто преисполнен чувством любви ко всем, кто в личных своих успехах, наносящих вред другому, видит общее зло, а в успехах человечества – собственный рост. Поэтому славное наследство, полученное нами от предков, мы должны назвать: самозабвение и общелюбие».
Вот если выйти на этот клеточный уровень, тогда становится понятно, что именно здесь начались мутации русской жизни: стали угасать любовь к ближним и самозабвение; на их место пришло себялюбие; вместо упования на Бога появилась вера в себя – самонадеянность. А вслед за этим повредился ум человека. Это помутнение человеческого рассудка – результат гнева Божия. Иначе говоря, экономические провалы России имеют глубинные духовные причины:
«Тяжело стало нашему корыстному и мельчающему веку хранить это священное наследие: чувство общелюбия начало угасать, а затем последовала утрата самозабвения. Опустелые места нашего сердца заменились заботой о самих себе, и ум стал опираться на шаткую подпору самонадеянности. Произошло явление, столь же естественное и столь же простое, как исполнение долга; но между этими двумя простотами оказалась великая разница в последствиях. Произошло вот что: самые отголоски самозабвения и общелюбия сделались нам сначала неприятны, потом укоризненны и наконец несносны; мы начали обнаруживать на них вражду.
Умолк всякий глагол, исходящий от сердца. Все получило другие очертания, другие побуждения; самый склад русского человека стал изменяться.
Оказалось… но что оказалось? Вот общее определение: беден бедный человек с его бедными надеждами на один свой бедный ум, действующий без помощи практического и сердечного сотрудничества.
Между тем как мысли наши, лишенные прав гражданства, блуждали в какой-то пустыне бесплодия, вдруг грянул гром, севастопольский гром, принимаемый земной суетой за последствие дипломатических недоразумений, а христианским созерцательным смирением объясняемый явлением гнева Божия».
В «Пути севастопольцев» участники разговора в вагоне наперебой приводят примеры сострадания и готовности оказывать помощь ближнему. Вот один из них:
«Идут, например, арестанты через какую-нибудь