Может, это кому-то покажется странным, но я не только ехала одна впервые в поезде, но и впервые сидела рядом с человеком, играющим на гитаре. Ведь на институтские вечеринки я не ходила. Не передать словами, как велика разница между исполнителем, увиденным в рамке телеэкрана, и человеком, перебирающим струны у тебя на глазах. Его длинные пальцы, мечтательно прикрытые глаза, хрипловатый, задушевный голос… Бойкий спортсмен превратился для меня в артиста, человека, понимающего мою душу. Звучащие слова любви не были для меня просто текстом песни – то были признания, адресованные лично мне. Когда спортсмен невзначай коснулся своим коленом моего, я почувствовала ожог, но не отодвинулась. Теперь мы были одно: широкоплечий статный парень и я, щуплая девчонка, почти подросток. И сила этого человека подчинялась мне!
Сельчанин похрапывал, глаза чудаковатой дамы с вязаньем были обращены к потолку, губы ее шевелились, подсчитывая петли. Но мы со спортсменом и не стеснялись ничьих взглядов – кроме нас двоих, никого теперь не существовало в целом мире. Когда мелькающие за окном поезда картинки стали погружаться в сумеречную темноту, спортсмен встал. Он взял меня за руку и повел по узкому проходу в другой вагон, где ехали его друзья. Толчки вагона на стыках рельсов бросали меня от стенки к стенке, но я, не чуя под собой ног, шла за спортсменом.
Новый друг представил меня своей команде, ребята потеснились и дружелюбно приняли в свой круг. Меня окружала восьмерка парней. В Институте культуры учились почти сплошь девочки, красотки-искусствоведы. Среди них я терялась, так как красавицей себя не считала. Но здесь… Когда парни то в шутку, то всерьез осыпают тебя комплиментами, становишься пьяной без вина. Однако и бутылка ходила по кругу. Кто-то пил прямо из горлышка, но мне налили в чайный стакан, и никогда я не пила ничего вкуснее, чем этот дешевый портвейн. Разумеется, к своим восемнадцати годам я уже пробовала вино, однако всегда в приличной обстановке, под закуску и под присмотром мамы. Но сейчас все было гораздо интереснее. Мамы рядом не было, голова кружилась все сильнее, тело наливалось приятным теплом. На сей раз вместо мамы меня остановил спортсмен. «Стоп, с нее хватит, – сказал он, когда я уронила голову на его плечо, – не люблю пьяных женщин!»
Я же была в том состоянии, когда с равной готовностью выпила бы еще вина или прильнула бы к груди сидящего рядом спортсмена. Случилось второе. Не обращая внимания на остальных ребят, мы с моим новым другом соединились в долгом поцелуе. Я отпрянула лишь тогда, когда ощутила, как его ладонь гладит мое бедро, все выше сдвигая подол платья. На миг мне показалось, что не тусклый свет лампы, а взгляд мамы устремлен на нас с потолка вагона. Этот взгляд заставил меня отодвинуться и одернуть подол.
Двое суток я удерживала бастион своей невинности под неявным надзором мамы. Но утром третьего дня я не смогла найти в веселом купе свои трусики, и больше мама не