При келейнике я – лютый зверь да верный приспешник мэра, а на деле…
– Владыко, а келейник, он… Не очнется?
– Очнется. Потом. Как поговорим, я нужное слово ему скажу. Ты только его сейчас по имени не зови.
– Хорошо.
– Я случайно узнал, как мертвяка выключить. Читал как-то правило молитвенное, он зашел, а я как раз «Трисвятое» на греческом произносил. Гляжу – а мертвяк упал и истинный свой облик омерзительный принял. Э, думаю, вот она какова, сила-то молитвенная! А потом читал псалом сто осьмнадцатый – он опять зашевелился, очнулся, заходил как ни в чем не бывало. И не помнил, что с ним за оказия была. Теперь я этим пользуюсь, когда секретно поговорить надо.
– Я весь внимание, владыко.
– Ты, Емельян, не думай, что я из-за поединка на тебя гневаюсь. То не гнев на самом деле, а страх. Ибо боюсь я за тебя. Да и за всех нас, за клир епархии нашей трепещу. И, прости уж за откровенность такую, – за бесстыжий свой лоб архиерейский.
– Владыко…
– Знаю, о чем говорю! Но, ежели рассудить, не согласись я на то бесстыдство – где бы и, главное, кем бы вы сейчас были… Впрочем, это потом. А почему боюсь – в том тебе покаюсь. Грех на мне, отче. Грех соглашательства с темными силами.
Емельян побледнел.
– Слушай. Было то двенадцать лет назад… Изяслав Торчков в первый раз тогда выборы выиграл, вожделенное кресло мэра занял. Как торжествовал! Весь городской бомонд собрал к себе на банкет. И архиерею приглашение прислал – как главе духовной оппозиции. Тот, разумеется, не пошел. За одним столом с некромантами да колдунами сидеть?! Только гордость эта боком вышла и архиерею, и всей епархии. Той же ночью к владыке Кириллу пришли. Брат единокровный пришел. С двумя подчиненными ему вампирами.
– Здравствуй, – говорит, – братец Кирюша.
– Тебе не могу сказать, чтобы ты здравствовал, – отвечал владыка Кирилл брату своему. – Ибо ты уже мертв духом, а телесная твоя бодрость – одна видимость. Зачем явился, отступник?
Брат-вампир усмехнулся. Для того у него специальная имелась усмешка – чтоб человека неподготовленного в ужас ввести. Еще бы – при таких-то клыках да очах, мерцающих фосфорически!
– Злобен ты, архиерей, без меры, а еще служитель Того, Кто есть Любовь, – неласковой репликой сопроводил свою усмешку вампир.
– Злоба моя вовсе не к тебе лично, – ответил архиерей, – а к тому непотребству, что ты собой сейчас представляешь и каковое творишь. Почто ты стал мерзостным вампиром, брат мой? Почто осквернил в себе образ Божий? Продал душу за ложное бессмертие?
– Хоть оно и ложное, да все ж бессмертие, – отвечал вампир. – А моя душа не твоя забота. Сам рассуди. Коли человек получает душу от Бога и при этом имеет свободу выбора, как вы же сами учите, человек сам решает, кем ему стать – святым или исчадием ада. А если Бога нет и нет