Маюшка закатила глаза в стиле всех подростков, которых достали нравоучениями «предки».
– Это не об извращениях вовсе история, – подал голос, и я в поддержку Маюшки и Бертолуччи.
– Какой-то немолодой дядька и девушка, и только…
– Какой «дядька»! Это Марлон Брандо! Да и не в том дело…
– Разврат и мерзость! – мамины брови взлетели почти до мыска на лбу.
– Это не о разврате! О потере себя, любви… молодости, может быть. Он потерялся…
– Ничего не знаю! Гадость!
Словом, спорили до хрипоты два дня. Все втроём. Я больше слушал, мнение директора школы на эту тему и не могло быть иным, а вот Маюшкино мне было интересно. Удивительно, что и на этот раз она разглядела то, что не сразу заметил я.
Бурю я завершил, сказав, примиряя бабушку и внучку:
– Если мы второй день говорим об этой картине, значит, она уже талантлива – это, по меньшей мере.
Мама посмотрела на меня, очевидно, прозревая в чём-то и кивнула, улыбнувшись:
– Вот с этим соглашусь, пожалуй, поборники свободы.
После смерти отца, главой семьи стал Виктор, но я не очень-то признавал его авторитет, по мне так человек он был куда мельче отца, который прошёл войну, и награды в несколько килограммов так и оттягивают до сих пор его пиджак оставшийся висеть в шкафу у мамы в спальне. Она перебралась в его кабинет, а их спальня на втором этаже стала комнатой Майи. Так второй этаж нашего дома и стал нашей с ней территорией, куда никто из взрослых уже и не вторгался. Я Майю будил по утрам в школу, у меня мы смотрели видик, играли на гитарах, болтали и слушали музыку.
Вот как раз из-за этого я и пришёл искать паяльник: надо было припаять в бобинном магнитофоне контактик, а паяльник пропал из ящика для инструментов в чулане, где всегда лежал. Для чего он мог понадобиться Маюшке? Мне стало любопытно.
Я вошёл к ней в комнату, поднявшись по привычно скрипнувшей на четвёртой и восьмой ступеньках деревянной лестнице с фигурными балясинами. С тех пор, как однажды едва не упала, мама не держала здесь ковровой дорожки. А Лидия и Виктор вообще наверх никогда не поднимались.
У Майи комната больше моей, но зато из моей есть балкон с пожарной лестницей, что при моей золотой жизни вещь просто необходимая. Не знаю, что бы я делал, не будь этого спасительного пути для моих ночных гостий и для меня, когда я приходил под утро. Я привык жить довольно свободно примерно с десятого класса. И ограничивать себя не намеревался.
– Зачем тебе понадобился паяльник? – спросил я, подходя к Майе, сидевшей за письменным столом.
И, подойдя ближе, я увидел, что она не только паяльник узурпировала, но и тиски, и пассатижи, и напильник, и большую разделочную доску с кухни, как это мама не заметила, странно. В тисках у Маюшки был зажат перстень, который она увлечённо обрабатывала