– Какие еще стрекозы? – возмутилась баба.
– Томочка, дождь кончится, и я тебе обязательно поймаю стрекозу, – пообещала Нянька, выглянув из своей комнаты.
– Я сама хочу посмотреть, как они летают. Вы все уже видели, только одна я не видела, – заупрямилась я.
– Ты сегодня посмотришь. Только подожди, дождь закончится, на улице немного подсохнет, и пойдешь смотреть своих стрекоз, – миролюбиво согласилась баба.
– Они тогда улетят! – продолжала упрямиться я.
– Будешь упрямиться – вообще никуда не пойдешь! – осадил отец, выходя на кухню.
– А вот и пойду, и прям сейчас! – категорично заявила я.
– Вот за то, что упрямишься, никуда не пойдешь, – отец подошел к двери и задвинул засов, до которого я не могла дотянуться.
Я молча смотрела на массивный засов, а в душе боролись два чувства: обида, что никогда не увижу красивых стрекоз и не полюбуюсь, как они летают после дождя, и понимание, что на улице дождь, и там сейчас грязно. Победили красивые стрекозы. Я уперлась лбом в дверь и заревела. Ревела и ревела, и когда доревелась до хрипоты, дедка не выдержал, встал, подошел к двери, открыл засов и, взяв за ходунки, вытащил меня на улицу. Но едва отпустил, я почувствовала, что ходунки проваливаются вместе со мной в вязкую жижу. Ноги сразу же промокли, я попробовала сдвинуть ходунки с места, но не удалось их даже пошевелить, они намертво засели.
Выглянуло солнце, с крыши падали большие дождевые капли, а сказочно красивых стрекоз нигде не было видно. Я подняла голову и виновато посмотрела на дедку, он всепонимающими глазами смотрел на меня, оба отлично представляли, что ждет нас дома. Дед молча занес меня в дом… И вот тут память услужливо прячет не очень приятные воспоминания, стирая подробности. Только помню, как баба молча снимала с меня мокрые ботинки, и сколько недоброго в этом движении…
А вечером у меня поднялась температура, в груди захрипело, и пришлось ставить горчичники. Перед глазами живо всплывает воспоминание, как отец таскает меня, орущую в жгучих горчичниках, по комнате на руках, а я уже плачу не столько от боли, сколько от сознания вины.
Но однажды родители полностью удовлетворили мое «дождевое» любопытство. Помню себя, сидящую в саду под зонтом под теплым грибным дождем, и солнце, пробивающееся сквозь тучу. Незабываемое впечатление! Мне его хватило на всю жизнь. Вы не представляете себе, что означает для больного ребенка вот так почувствовать дождь…
Познание мира
Обычно дома по утрам я просыпалась оттого, что над моей кроватью открывалась окно, и в комнату врывался летний солнечный день или день с дождливым шорохом. А осенью – с чуть слышным касанием осенних падающих листьев. А зимой, когда окно лишь чуточку приоткрывалось, – морозец холодил щеки, и на стекле светились волшебные ледяные узоры.
Но дольше всего в памяти задержалось, как моя красивая мама по утрам открывала ставни снаружи, и я любовалась ею в солнечном заоконном пространстве как портретом в раме. Это светлое воспоминание ничем не сотрешь,