Некоторым мечтам лучше не сбываться.
Глава 5. Не дурнее Иванов
Я медленно шла по тропе, опираясь на посох и внимательно глядя под ноги. Охотник обещал, что впереди будут люди: что ж, пока можно подумать, что я им о себе расскажу.
Но думалось о другом.
В своей жизни мать любила только отца и алкоголь. Впрочем, отца она любила чуть больше. Мы были для нее досадной помехой, но она мирилась с нашим присутствием, ведь отец в нас души не чаял. Чтобы угодить ему, мать тоже баловала нас, заботилась, но как-то равнодушно, механически, словно изображала нежные чувства, не испытывая их. Но всё равно это было самое счастливое время в моей жизни.
Мне и Марье позволялось все. Отец оплачивал наши капризы, потакал увлечениям, поощрял интерес к истории. Я зачитывалась приключенческими романами, фантастикой, сказками, и воображение легко рисовало мне бирюзовое небо и башню слоновой кости в стране Нет-и-не-будет. Я даже какое-то время ходила в клуб реконструкторов, до боли в пальцах вышивала старинные платья, плела ловцы снов – отец сам срезал мне ивовые ветви, заказывал перья красивых диких птиц.
А потом он в считанные недели сгорел от рака.
Он знал, что на мать нельзя положиться, и просил меня позаботиться об изнеженной, еще слишком маленькой сестре. Впрочем, я и сама прекрасно понимала, что семью придется тащить мне.
Отцовых сбережений хватило как раз до моего окончания школы, ведь с каждым днем мать отдавалась своей единственной оставшейся любви со всё большим пылом. Нас она перестала замечать – больше не было отца, ради которого она изображала материнскую любовь.
Я заставила себя забыть обо всех увлечениях и желаниях. У меня остался долг и обещание отцу, и я безжалостно переламывала себя, чтобы его выполнить. Я смогла поступить в университет и найти работу. Я смогла зарабатывать достаточно, чтобы обеспечить Марье нормальное детство, которое у меня закончилось слишком рано.
А теперь я медленно, шаг за шагом, вспоминала всё то, что мне пришлось забыть.
Лес оборвался внезапно. Тропа уперлась в высокие и густые кусты орешника вперемешку с чертополохом, сквозь которые мне пришлось продираться, зажмурив глаза. Выбралась я вся исколотая и исцарапанная, да еще и грязная. В волосах запутались мелкие веточки и скрученные сухие листья, и я очень надеялась, что не собрала головой всю окрестную паутину.
Небольшая поляна, блеклая и безжизненная, словно выжженная, в самом центре леса казалась маленькой лысиной, спрятанной в пышной шевелюре. Тропка белой ниточкой тянулась по потрескавшейся серой земле к избушке, возвышающейся на крепких сваях. Сама изба почернела от времени, и ее крыша заметно покосилась на один бок. Маленькие окошки были мутные, грязные; я прищурилась, но так и не смогла разглядеть, есть ли кто внутри. Двери не было видно, хотя тропа добегала