– Не сказать чтобы очень, – смутился Жора.
– Ты хоть понимаешь, с кем говоришь?
Жора подумал, что со стороны все действительно выглядело бы до крайности глупо.
Он вспомнил, что изречение Ежи Леца видел в недавнем посте Дрейфуса на фейсбуке. Дрейфус, как всякий образованный человек, любил выпить и закусить дорогим французским сыром, попавшим под контрсанкции. Кроме того, он имел слабость ко всяческим иносказательным намекам, касающимся политического режима и его людей в штатском. Вероятно, он таким образом отводил душу и выпускал пар закипающей в нем от негодования внутренней свободы. Когда Жора один раз имел неосторожность намекнуть ему на очевидность его намеков, Дрейфус пришел в ярость, намекая в ответ, что всякому образованному и интеллигентному человеку следует либо понимать его намеки молча, либо комментировать их не менее иносказательно, делая вид, что ты вообще ничего не понимаешь, а обмениваешься с ним ничего не значащими фразами.
Это снова напомнило Пеликанову детей, которые пытались спрятаться, зажмуривая глаза. Только в отличие от детей, Дрейфус прятался от самого себя за изгородью витиеватых языковых конструкций. Разумеется, все происходило не в физическом, а в культурном пространстве, в котором он вел себя как странный лингвистический скунс, который пытался маскироваться при помощи своего отвратительного запаха, убеждая себя и окружающих в том, что это тончайший интеллектуальный аромат.
– Я тебе не верю, – отчетливо подумал Жора, так чтобы неведомый голос его хорошо услышал. – Времена всегда одинаковые. Если не уходить в себя, тогда вообще бежать некуда. Что ты предлагаешь?
– Мое дело – не предлагать, а предупреждать, – фыркнул голос. – Я тебя предупредил. Хотя, многие порядочные люди не боятся выходить на площади и протестовать, – как бы между делом, вскользь заметил он.
– Против чего протестовать?
– Была бы площадь, а протестовать против чего всегда найдется, – афористично заявил голос.
– Ну, так подскажи мне, как отсюда выйти на площадь, – предложил ему Пеликанов.
Голос откликнулся тотчас же:
– На Болотную или на Манежную? – с готовностью уточнил он.
– На Манежную, к Кремлю ближе, пусть видит, – пояснил Жора.
– Узник совести! – патетически всхлипнул голос.
Пеликанов действительно стал видеть Манежную площадь, утопающую в сизом артиллерийском дыму, плывущем от Тверской в сторону Александровского сада. Сквозь него проглядывали неясные очертания Исторического музея и кремлевских башен, кажущихся театральными декорациями современной постановки «Хованщины», которая по замыслу режиссера должна была сочетать в себе веб-камерную атмосферу Театра. DOC с апокалипсической грандиозностью массового площадного действа.
Осенние люди в куртках и вязаных шапках энергично сновали по Манежной, поджигая китайские фаеры, слушая находящихся на возвышении ораторов в элегантных пальто, и периодически взбадривали себя выкрикиванием коллективных заклинаний не столько политического,