…Зато прогремела моя постановка его пьесы «ВСТРЕЧИ В ПОЛЬШЕ». Вот её суть.
Действующие лица:
МАРКИЗ САН-КЮЛОТ, якобы француз.
АЛИ ГОФРЕН, арабский турок.
СКОТ (пасётся).
ДЕВСТВЕННИЦА
ЛИСТВЕННИЦА
ЧЕРНИЛЬНИЦА
ПОСОЛЬСКИЕ АТТАШИ. Болотистая местность в Польше. Пасётся Скот. Убедившись, что Девственница, Лиственница и Чернильница одно и то же лицо, Сан-Кюлот только якобы француз, а Али Гофрен и вовсе мечеть в Арабской Турции, Скот тихо линяет. Пьеса с успехом шла в болотистых районах Польши».
Любопытны воспоминания А.В.Луначарского: «…Встретил Андре Коло у Оси Брика. Коло весь вечер молчал, потом произнёс: «Гость упал, вилка придёт». Весь в творческом процессе. Пишет роман «Юность микроба» (не дошедший до нас даже в огрызках – прим. ред.) Обозвал меня профессором кислых щей…»
Ключом к пониманию того, почему Коло всё же гораздо больше не написал, чем написал, для нас, коловедов, всегда будут его слова, сказанные им следователю Лубянки. Несгибаемый ленинец Коло бросил тогда (запротоколировано): «Всегда помни, сучара, что своей жизнедеятельностью ты приближаешь тепловую смерть Вселенной».
Своему же собаке дизелю Тугрику, впрочем, он всегда внушал совсем другое (не запротоколировано): «Помни, собака, что счастье – неизбежно!»
Стихи
Первая тетрадь
В поэтах
Кричат: пиши высоким штилем!
Учись гекзаметры слагать!
Кому нужны стихи такие,
Что глаз корёжит их читать?
Я был бы тут же Ломоносов
Иль, на худой конец, Езоп,
Когда б не рос среди барбосов
И кровососов, мать их так.
Я так же часть родной культуры,
Как с килькой кружка политуры.
А хочешь Пушкина читать —
Иди в читальню, вашу мать.
Ха! Друг ваш Пушкин эфиопом
Пугал всех дам чернявой попой.
А дамы все: хи-хи да хи,
И ну читать его стихи!
Ваш Грибоедов за обедом
Вел с рюмкой умные беседы,
Потом вдруг в Персию полез,
И Грибоедова мы без.
А ваш Михайла Ломоносов
Все той же был страны барбосом.
А кто такой ваш был Езоп —
Вам не скажу, не знали чтоб.
А я чем хуже, чем я хуже?
Скажи-ка мне, читатель-друже!
Ты думал, мне не по плечу?
Сейчас такое наверчу!
Переделкино, 1932.
Я время пою
Я время пою, и стихами и без,
Когда в апреле
семнадцатого года
Ильич
без лестницы на броневик залез
И