Это был точно не понедельник, потому что в понедельник Стасик вопил слабо, как герой анекдота про дистрофика и собачку; не вторник, потому что во вторник под его вопли можно было спокойно спать; не среда, потому что в среду в вопле Стасика звучала какая-то обреченность, которой сейчас не слышалось; не четверг, потому что в четверг Стасик вопил почти так же, как в среду, только чуть тише; не пятница, потому что в пятницу вопль Стасика звучал почти как хрип. Это была суббота, потому что именно в субботу Стасик Половцев обыкновенно вопил во всю силу своих крепких – после двухнедельного некурения – легких.
Ганс, терпеливо дожидавшийся, пока хозяйка проснется, понесся к ней с утренними поцелуями, а заодно и с напоминанием, что неплохо бы выгулять свою собаку, покуда у той не разорвался мочевой пузырь. Яна чмокнула пса в черный нос, нехотя распахнула одеяло и слезла с раскладушки.
На этот раз легкие Стасика в прямом смысле разрывались из-за того, что Ольга позволила себе выкурить на кухне целую сигарету. Стасик был вне себя. Он негодовал, возмущался и даже пытался стучать маленьким кулачком по столу, на который, как Яна поняла из его криков, Ольгу угораздило уронить пепел.
На этот раз в коридоре Яна столкнулась не с Анечкой, а с Катей, которая с флегматичным спокойствием заядлого жильца общаг и коммуналок собиралась на работу. В дрязги и склоки между бывшими она, в отличие от Анечки, никогда не встревала, быть может, потому, что знала: если Ольга кричит, значит, ей это необходимо. К тому же Катя, что роднило их с Яной, обладала склонностью к трудоголизму, так что частенько не замечала того, что происходило у нее прямо под носом.
К Ольгиной «нетрадиционной ориентации» Яна относилась спокойно. Ей всегда не нравились люди, осуждающие других за то, что те, видите ли, живут «не по канонам». Частенько в таких спорах Яне приводили аргумент «противоестественно» и, делая многозначительную паузу, вещали о продолжении рода человеческого, который, дескать, вымрет, если все представители женского – или мужского – пола будут любить себе подобных.
Яне же казалось, что природа мудра и справедлива и не допустит, чтобы все женщины и все мужчины воспылали страстью к представителям своего пола. А раз так, то что за беда, если люди встретились и полюбили друг друга, нашли своих половинок, пусть даже эти половинки и не отличаются от них по половому признаку? Что за ересь объявлять этих людей изгоями и читать им длительные, а главное, бесполезные нотации о том, что они могли бы стать гетеросексуалами, если бы хорошенько присмотрелись к противоположному полу?
Конечно же каждый из них обжегся, и в этом вся причина их «ненормальности». Конечно же их необходимо лечить, как слабоумных, как нравственных калек. И конечно же им необходимо внушать, что они должны и обязаны жениться – или выходить замуж – на тех, с кем они могут наплодить потомство на благо страны и человечества… И кому потом будет дело до того, что многие из этих «нетрадиционно ориентированных» людей ломают себе судьбу, создавая