Нет.
Или же я чувствовала себя настолько счастливой, что попросту не замечала, что Джастин несчастен?
На меня лавиной обрушиваются сомнения и вопросы – бесконечные вопросы, – но они кружатся перед моим внутренним взором, как точки, не в силах соединиться в единую картину; я не могу осмыслить их и заставить сложиться в ответ. Я сползаю по стене и сажусь на корточки, глядя на сливное отверстие. Капли воды ударяются о мои колени и веером брызг разлетаются в стороны; ноги быстро затекают. Шампунь попал мне в глаза, и их щиплет. Я пытаюсь протереть их ладонями. Возьми себя в руки! В ушах у меня звучит эхо суровой маминой любви. А потом на ум приходит какое-нибудь дерьмовое изречение о мужчинах. Ох уж эти мужчины! Это ведь они всегда нас подводят. С тех пор как отец нас бросил, мама демонизировала мужчин. Наверное, именно в тот день она и стала самой язвительной особой, которую я знала.
Выйдя из душа, я пытаюсь вытереть волосы полотенцем, но руки у меня будто налиты свинцом. Тупо смотрю на свой мобильник, лежащий на тумбочке. До сих пор я как-то не замечала, что телефонное молчание способно причинять такую острую, гнетущую боль. Сколько раз я набирала номер Джастина? Сколько текстовых сообщений ему отправила? Сколько писем послала по электронной почте, но ни на одно из них так и не получила ответа и даже уведомления о прочтении. Я гляжу на телефон так, будто он сейчас подпрыгнет и набросится на меня, однако потом все равно смотрю на экран, на тот случай, если мой мобильный звонил, а я не слышала.
На кухне я собралась было приготовить себе чай, однако потом решила, что эта задача по плечу лишь Гаргантюа. Опустить пакетик в чашку… Налить воду в чайник… Из раковины омерзительно воняет, но разве мне теперь есть дело до запахов? Я заторможенно стою посреди кухни, а чайник тем временем начинает пробуждаться к жизни; уголком глаза я вижу его синий огонек, однако потом не выдерживаю, сдаюсь и возвращаюсь в спальню. Телефон по-прежнему лежит там, где я его оставила, и я набираю ее номер.
– Луиза… Привет. Это Элис.
Сердце у меня бьется часто-часто. Джастин наверняка сообщил своей секретарше о том, где находится. Раньше я шутила, что, если мы с ним окажемся в спасательной шлюпке и она начнет тонуть, Джастин сначала вышвырнет меня за борт к акулам, а потом уж возьмется за своих клиентов. Разумеется, это было неправдой. Тем не менее в ответ он всегда улыбался своей задорной, заразительной улыбкой, расплывавшейся от уха до уха.
– Почему ты так плохо о себе думаешь? – спрашивал Джастин.
Хороший вопрос.
– Джастина случайно нет поблизости? – спрашиваю я, изо всех сил стараясь говорить спокойно и уверенно.
Никто ни о чем не должен знать.
Но я улавливаю в собственном голосе опасение и неуверенность; я боюсь как положительного ответа, так и отрицательного. Такое же чувство возникало у меня всякий раз, когда я пыталась расспросить маму о своем прошлом. Стремление узнать. Право на информацию. Злость из-за того, что приходится об этом