Вспоминаю маму. Николай Дмитриевич Попов

Сцена происходила в присутствии моего отца и меня… Когда «невеста» радостно устремилась вон… Володя будто впервые увидел меня, сказал то, что не ожидала: «Олёнка, согласись быть няней для моей доченьки»… Звучало, как предложение замуж… Зная его почти год, в единый миг влюбилась и захотела быть с ним навсегда… В свои семнадцать жаждала полёта от любви, а входила в непринуждённое радужное бытие с предчувствием благополучной судьбы… Отец меня благословил – он ценил Володю за интеллигентность и большие знания, преданность делу и верность сказанному слову, а через год, в день рождения твоей мамы, мы обвенчались… и видела себя на небе до безохватности счастливой, а на земле до горизонта… Невидимые нити связывают людей в единое целое… Старик-еврей, закрывший Володю от пуль, изменил его не только физически – Володя вернулся из Змиёвской балки седым до последней волосинки, а через год на голове была сократовская лысина, но и душевно: «Я стал видеть грань между добром и злом в любом поступке каждого человека», – услышала от него неожиданное признание, и душевно он стал суровее… А моя судьба была в руках неизвестного мне человека – твоей настоящей бабушки…

      – Бабуль, ты для меня самая родная, а другой я не знаю, и нет любопытства знать. А Кизитиринку, где девчонкой бегала моя мама, мы обязательно посетим…

      – До малой родины твоей мамы далеко, а до Никольского собора близко, в нём тебя, Коля, крестили…

      – Крестили?.. Отец разрешил?

      – Да, он сам крещёный, а коммунистом он стал намного позже, в 26 лет… по Ленинскому призыву.

      Мы с Пушкинской повернули в удивительный двухъярусный парк, где я любил выслушивать байки футбольных болельщиков, пересекли Энгельса и вышли к гастроному – огромный аквариум в рыбном отделе кишел обитателями Дона, и их ловили сачками по заказу покупателей… пошли по переулку, который бабуля назвала по-старому: Соборный (не помню, как он назывался в шестидесятые годы, но сейчас он тоже Соборный).

      Меня пугала встреча с собором – там должны быть иконы… испытываю непонятный страх при виде мёртвых тел и икон… они пронизывают душу, первые – пустотой, вторые – волнуют, раскрывая непонятную и пугающую бесконечность в себе (года через три буду безоговорочно влюблён в древнюю русскую икону кисти Рублёва, Дионисия, Феофана Грека и других безымянных и именитых художников), а сейчас слушаю неторопливое повествование бабушки Лены, предчувствуя ночь, заполненную раздумьями.

      – Нет смысла обижаться и обвинять кого-то в своих ошибках и неудачное прошлое… Было как могло и прошлое не изменить даже красивой ложью… Вспоминая те смутные времена (для меня – это революционная романтика), Володя для всех: красных, белых, зелёных и прочих буро-малиновых – был нужный человек… они тыкали ему в лицо маузером и требовали паровозов, вагонов, будто они спрятаны в кустах или под горой… Вера в Бога и надежда, что наши молитвы будут услышаны, мы пережили кошмарные