– Только если за нас двоих, – поддержала я его игру, – я тоже люблю воображать судьбы в мягком свете домашней лампы.
Хайни засмеялся, назвал это «поэтичным оправданием», и мы отправились дальше.
Слева к палатам прислонился еще один сторожила – бывшая нотная типография Юргенсона, в которой были впервые напечатаны произведения Чайковского. Мы прошли здание когда-то тепло-голубого цвета, с белым декором. Теперь уже оно было сильно растрёпано, кое-где виднелись красные стены, словно ссадины на теле гиганта. Большую часть дома занимали огромные широкие окна, сквозь которые казалось, что помещение внутри пусто, с бесконечно высокими потолками и уходящими вглубь комнатами.
Затем мы повернули в небольшой садик, прошли к фасадной части особняка Морозовых, в котором располагалась мастерская Левитана.
… здесь бывали знаменитые писатели, художники и музыканты. Теперь и вы, можно сказать, прошли по одной земле с Шаляпиным и Чеховым.
– Я чувствую, у меня словно открылся новый источник для вдохновения, – сказал Хайни и сделал глубокий вдох, прижав руку к груди. Я снова не могла понять, шутит ли он, или правда вдохновлен этим местом.
Далее, мимо церкви князя Владимира и собора Иоана Предтечи мы вышли к Старосадскому переулку, в котором нашли Петропавловский собор. Вообще, я выбрала очень колоритный район Москвы, на каждый квадратный метр найдется что-то интересное.
Недавно отремонтированный комплекс зданий, наряженный в свежую краску теплых солнечных тонов, утопал в зелени двора. Высокую готическую башню венчал серебряного цвета крест, от которого, словно от приветливого маяка, рассыпались на улицу и лица прохожих яркие лучи.
До нас донеслись звуки органа, мы одновременно замерли, стоя во внутреннем дворе и прислушались к стройной умиротворенной мелодии.
– Здесь находится орган 1898 года, – сказала я полушепотом через несколько минут.
В этот момент все было так ясно, тихо и просто. Мы впятером словно были очень близки друг другу, как будто знакомы много лет. Мы тихонечко вошли внутрь и постояли еще какое-то время в уютном уголке шумной Москвы, не говоря ни слова и не чувствуя ни капли неловкости при этом.
Только когда мы собрались уходить я поняла, что очень проголодалась и устала. Я оглянулась на парней, они мужественно молчали, но на их лицах читалась готовность променять духовную пищу на материальную. Мою идею отправиться на одну из веранд, в ассортименте представленных на улице Забелина, все восприняли с нескрываемым энтузиазмом.
– Слушай, а ты придешь на наш концерт? – спросил Доминик после сытной порции «русских равиоли» – так они назвали пельмени. Глупцы, разве могут «равиоли» передать всю прелесть «пельменей».
– Я не планировала, но да, если позовете.
– Зовем, конечно зовем! – и в сторону Карла бросил что-то на немецком, очевидно, объясняя свое приглашение.
К моему