В те трудные времена нашей семье имел возможность немного помогать друг моих родителей Василий Иванович Коровин. Он работал в кафетерии где-то в районе Семеновской площади и изредка мог передавать нам буханку серого хлеба или бидончик молока из суфле. Я ездила к нему на трамвае, с какими-то пересадками, взяв с собой Володю и… противогаз, в сумку которого прятала эти продукты. Однажды на Лубянке я бросилась бежать за трамваем, как сейчас помню, 27-го маршрута. Догнала его и, запыхавшись, вскочила на площадку. И тут Володя, сидя у меня на руках, доложил всему вагону: «У-ф-ф! Как мы устали!..» Все пассажиры буквально покатились со смеху…
Была у нас с ним еще одна, но уже не столь веселая история. Мы куда-то ехали и сошли на остановке «Земляной вал», на пересечении улицы Карла Маркса (теперь это снова Старая Басманная) и Садового кольца. Там на углу до сих пор стоит большой, высокий дом с квадратной башней-надстройкой. Держа братика за руку, я шла по тротуару мимо этого дома. Не знаю почему, но мне понадобилось поменять руку, за которую держался ребенок, и он оказался с другой стороны от меня. И вдруг сверху на то место, где за секунду до этого шел Володя, упал большой кусок кованого железа, видимо, часть ограждения крыши, пострадавшей во время бомбежек… Не поменяй я тогда руку, этот кусок упал бы на ребенка или на меня, сделай я полшага в сторону… Бог нас спас… Конечно, тут же около нас собралась кучка прохожих, все стали обсуждать случившееся…
Припомнилась сейчас и еще одна история из нашей тогдашней жизни. Во время войны москвичам отводили за городом небольшие участки под огороды, где они могли сажать овощи, картошку, чтобы было хоть какое-то подспорье при тогдашней нехватке продуктов. Был такой участочек и у нас, кажется, по Павелецкой дороге. Однажды мы поехали туда с папой – пришло время окучивать картофель. Поработали как следует, да еще день выдался жаркий, так что мы вернулись домой совсем измотанными, устали страшно. И так совпало, что именно на этот день у нас были билеты в Большой театр, на «Кармен». О том, чтобы пропустить такой спектакль, не могло быть и речи – ведь пела Мария Петровна Максакова, которую я обожала. Не успев отдохнуть, мы с папой пошли в театр. И вот сидим мы с ним не где-нибудь, а в первом ряду партера, и то я, задремав, склоню голову на папино плечо, то его голова падает на мое… То я начинаю его толкать, чтобы он взбодрился, то он толкает меня… Наработавшись на участке, мы были настолько уставшими, что ни прекрасная музыка, ни любовь к Максаковой не могли встряхнуть нас… Помню, я потом плакала – мне было так обидно,