Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения. Андрей Фурсов

так и возможности его потребления. Перефразируя лемовское «разрушительные возможности человечества растут параллельно его конструкторским способностям», можно сказать: потенциал сопротивления внутри каждой системы растёт параллельно возможностям предотвращения или подавления этого потенциала логикой развития системы.

      Например, принципиальная немногочисленность наёмных работников интеллектуального труда (наукоёмкое производство не требует многочисленной рабочей силы, а потому не может быть основой ни для массового рабочего класса, ни для массового среднего класса129) способна создать ситуацию, когда «эксплуататоры» и «эксплуатируемые» окажутся по одну сторону социальных баррикад, а все остальные, т.е. не включённые в систему эксплуатации и в социально организованное пространство, – по другую. Эти последние будут тем или иным способом исключаться из Социальной Игры при минимальной гарантии выживания. В таком случае, как когда-то, в XVI-XVIII вв., проблемы угнетения оказались снятыми в эксплуатации и хотя и сохранились, но уже не были главными, системообразующими, так теперь и эксплуатация может оказаться снятой в рамках какого-то более широкого и важного отношения, иначе, чем эксплуатация рассекающего общество и осуществляющего функцию социального исключения. Например, «социально организованное население» – «социально дезорганизованное население»; зона «качества» жизни – зона «количества» жизни; «зона жизни – зона выживания» и т.п. В такой ситуации (где, кстати, политике в строгом смысле слова уже нет места) социальные выбор и действия интеллектуала только как наёмного работника уже невозможны, поскольку функция работника оказывается элементом более широкого функционального комплекса, более широкой и важной социальной принадлежности. Это – не говоря о том, что наёмный работник интеллектуального труда, в отличие от работника труда индустриального, выступает в качестве собственника такого фактора производства, который, как уже говорилось, реализуется не только, а нередко и не столько по линии рынка и зарплаты, сколько по линии монополии и ренты. Это существенно меняет ситуацию, превращая «профессиональных интеллектуалов» типологически не столько в наёмных работников, сколько в ремесленников или, по крайней мере, придавая их практике и социальной характеристике (нео) ремесленно-цеховой характер. А такие социальные агенты вступают уже в иные отношения с другими социальными агентами и ведут себя иначе, чем пролетарии. Например, в средневековых городах, будь то Любек, Новгород, Флоренция или Пиза, несмотря на все острые внутренние противоречия, по отношению к «внешнему» миру (сеньор, крестьянство и т.д.) город чаще всего выступал как единое целое. Что касается внутренних конфликтов, то городская организация была сконструирована так, что многие «вертикальные» (социальные, «классовые») конфликты превращала в «горизонтальные» – «территориальные» (улица против улицы, конец против