– Ба! Какие люди! – искренне воскликнул Коваль и подошел к Сагитаю, обнял его, дружески похлопав по спине.
– Сага, дружище, – не менее тепло обнял и похлопал по спине Яков. Они впервые увидели друг друга за эти сутки.
– Сагитай, – раскинул руки Жмот, намереваясь приобнять его и продемонстрировать всю дружественность расположения.
– Ты-то чего? – придержал его рукой с кексом Сагитай. – Не надо.
Жмот вроде как сконфузился, но ненадолго.
– Здравия желаю! – раздался голос оператора.
– О! Овчинников! – поднял указательный палец вверх боец, остальными пальцами этой же руки продолжая держать надкушенный кекс. – И тебе не хворать, оператор. Как сам? – вполне довольный собой, Сагитай облокотился на столб, поддерживающий навес.
– Спасибо. Пока жив, – ответили динамики.
– А как наш круглый друг о восьми головах? Ходячая бородавка с глистами…
– Елки-палки! – раздался голос оператора, и было слышно, как он звонко хлопнул себя ладонью по лбу.
– Что?
– Разрешите доложить! – четко по-военному громыхнули динамики.
Сагитай от неожиданности закашлялся крошками. Они с Яковом, конечно, и были профильными военными, но, откровенно говоря, их шеф и ценил больше за то, что они меньше всего похожи на кадровых, как в подходе к делу, так и в мышлении. Коваль приподнял бровь и, вытирая руки тряпкой, подошел поближе к роботу и присел рядом на корточки, выравниваясь по уровню с говорящим, заодно и показывая, кто тут главный и кому надо докладывать.
– Докладывай, – разрешил он, глядя в глазок.
– Биотанк погиб не от голода, а от инъекции крови мертвеца. Через восемнадцать часов беспилотник зафиксировал, что биотанк распался на составляющие. Вероятно, физическая смерть наступила в течение трех часов после инъекции. Беспилотник показал резкое изменение температуры гнуса до пятидесяти градусов через три часа, а затем постепенное остывание в течение ночи.
Звон динамиков затих, и воцарилась тишина, в которой каждый смотрел на другого, сомневаясь в том, верно ли то, что он услышал. Первым пришел в себя Жмот.
– Ну,