– Что такое? – остановилась Элизабет. – Джаз-бэнд, да?
– Народная музыка бирманцев. Увертюра к их пвэ – чему-то среднему между исторической драмой и ревю. Вам, я думаю, будет интересно. Это рядом, только повернуть.
– О-о, – неуверенно протянула Элизабет.
За поворотом стало светло от горевших огней. Дорога ярдов на тридцать была запружена толпой сидящей публики; в глубине высился освещенный шипящими керосиновыми лампами помост, перед которым дудел-гремел оркестр. На помосте пластично двигались двое мужчин с кривыми блестящими мечами, в костюмах, напомнивших Элизабет о китайских пагодах. Масса зрителей колыхалась морем обтянутых белым муслином женских спин, розовых шарфов и черных глянцевых причесок. Кое-кто из публики, свернувшись на циновке, крепко спал. Протискиваясь сквозь толпу, старый китаец с подносом арахиса заунывно выкрикивал: «Мьяпе! Мьяпе!».
– Постоим, минутку посмотрим, если вы не против? – сказал Флори.
Огни и адский шум ошеломили Элизабет, но больше всего ее поразила толпа, вольготно превратившая дорогу в театральный партер.
– У них спектакли всегда посреди шоссе? – спросила она.
– Как правило. Наскоро сколачивают помост, а утром разбирают. Зрелище длится всю ночь.
– Но разве им позволено перекрывать проезд?
– Позволено. Тут ведь нет правил транспортного движения. За неимением, так сказать, объекта регулировки.
Ответ крайне удивил ее. Тем временем чуть не вся аудитория развернулась поглазеть на «английку». Восседавший в центре толпы, где имелось несколько стульев для важных персон, У По Кин тоже кое-как повернул свою слоновью тушу, чтобы приветствовать европейцев. В ближайшем антракте посланный к белым тщедушный Ба Тайк, кланяясь до земли, робко пробормотал:
– Хозяин спрашивает, не желают ли наисвятейший господин и молодая белая леди немного смотреть наш пвэ? Для вас приготовлены стулья.
– Нас с вами приглашают в ложу, – перевел Флори слова туземца. – Не возражаете? Те два суровых парня сейчас покинут сцену, и начнется весьма занятная хореография. Вы не соскучились? Потерпите еще чуть-чуть?
Элизабет переполняли сомнения. Необходимость пробираться сквозь сборище чрезвычайно пахучих туземцев смущала и даже пугала. Однако, доверившись Флори, знавшему, надо полагать, правила местных приличий, она согласилась провести себя к стульям. Туземцы, раздвигаясь, таращились им вслед и громко тараторили, голени ее на ходу то и дело касались обернутых муслином жарких, крепко шибавших потом тел.
У По Кин, с нижайшим для его комплекции поклоном, прогнусавил навстречу:
– Добрый