Карта капитана Берли. Часть 2. Григорий Борзенко

ему такую боль, что, помнится, он тогда ужаснулся мысли, что не сможет самостоятельно выбраться из этого жуткого подземного плена. А когда кто-нибудь рано или поздно спуститься в подвал, то обнаружит лишь только его бездыханное и к тому времени уже остывшее тело. Однако все же тогда он смог собрать воедино все остатки своих сил и превознемогая боль выбрался из той западни. Вот и теперь, лежать так дальше и ждать милостыни от судьбы он не мог. Джон по природе своей был человеком действия, и одно дело, когда активность его была стеснена другими, тем же Фреем и Ферраном, пленником которых он был и ничего не мог предпринять для своего освобождения, как ни старался, другое дело сейчас, когда он, вероятно, или уже на свободе или есть возможность бежать. Во всяком случае нужно осмотреться и сразу же, исходя из обстоятельств, принимать решение и действовать.

      Вокруг было темно. Жутко темно. Лишь одно небольшое светлое пятно где-то вверху, почти под потолком. Джон напряг зрение и присмотрелся. Господи! Да это же всего-навсего кусок звездного неба! Просто за окном ночь и он видит ночное небо. Но что же окно-то такое крохотное? И почему небо расчерчено непонятными темными полосами. Боже! Да это же металлические прутья в окне-бойнице! Неужели опять неволя? Да когда же закончится это нашествие бед и неприятностей?! Когда же всему этому наступит конец, черт побери?!

      От боли хотелось кричать во всю глотку, но Джон пересилил все это и поднялся. Его всего шатало, голова кружилась, ноги подкашивались, но он все-таки подошел к этой бойнице, потому что окном это небольшое отверстие в стене Джон называть не хотел. Оно было почти на уровне его лица, чуть-чуть выше головы. Так что, поднявшись на корточки или слегка подпрыгнув, можно было увидеть, что творится там, на свободе. Взглянув туда, Джон обратил внимание что низ окошечка находился как раз на уровне земли. Следовательно, темница, в который он находился, была чем-то типа подземелья, или такого себе редута, полузарытого в землю. Но главное – прутья. Окошко само по себе небольшое, а и в нем были замурованы три мощных металлических прута, которые, как Джон не хватался за них и не пытался потащить на себя, ни на дюйм не сдвинулись. Да что там дюйм. Прутья были абсолютно неподвижны. Это была какая-то фантастическая твердынь, монолит.

      В окошке на фоне более светлого звездного неба Джон увидел темный силуэт человека, расхаживавшего взад-вперед, иногда исчезавшего, а затем появлявшегося с другой стороны, из чего следовало, что он обходил эту небольшую тюрьму вокруг. Джон чертыхнулся. Это усложняло побег. Но предпринимать что-либо все равно нужно было. Возможно, поддастся дверь? Джон понимал, что мысль эта наивна, если не глупа, но все же. Надежда-то всегда умирает последней, и если утопающий пытается ухватиться за соломинку, то почему бы человеку в неволе не питать надежды на старый и слабый цемент в кладке окна-решетки, расшатанную дверь и тому подобное?

      Джон долго наощупь искал дверь и, когда наконец-то нашел ее, убедился, что она окована железом, прочна и никаких спасительных щелей и в помине не имелось.