Но хватит приятных воспоминаний, дорогой дневник. Суть моих измышлений такова – люди слишком привязаны ко всякому дерьму типа кошечек и собачек, слишком им озабочены. Пора найти другой подход.
Как же все-таки хорошо – когда тебя переполняют новые, крутецкие идеи, и есть кто-то вроде Клайда, который не просто понимает, но разделяет их, видит мир через те же очки. Теперь я понимаю, почему бойскаутская чушь про делание добрых дел меня никогда не цепляла: хорошие оценки и признание ума не приносили удовлетворения. Все это – та еще херня из-под коня. Мы, сверхлюди, таким не интересуемся. У нас нет совести, потому что совесть – очередная ботва, призванная сделать из тебя чертова слюнтяя, липкозадого труса. Мы делаем то, что хотим, когда хотим, и то, что нам нравится. Сдается мне, кругом все больше таких, как я и Клайд. Пройдет немного времени, и наша порода победит. Похожие на нас не будут чувствовать себя изгоями, потому что поймут – их взгляды нормальны, и мы живем в мире, где если не ты, то тебя, в мире из сочного красного, мать его, мяса, и больше не будут обращать внимания на слюнтяйские терки – просто пойдут за своим мясом и добудут его.
Эти новые люди не будут похожи на остальных мудаков, что встают по часам, пресмыкаются перед начальством и вымаливают у жены трах. Хватит, накипело. Старому порядку пора на покой. Отныне каждый мужчина будет сам за себя, брать все, что захочет, любую женщину, все. Какой прекрасный будет мир – там, где каждый ублюдок с района, каждый помоечный пес – все будут дышать полной грудью. Каждый день будет приключением – постоянным поединком ума и силы.
Клайд распахнул передо мной столько дверей! Он определенно – нечто большее, чем просто отморозок. Несколько дней назад я мнил себя простым отщепенцем, не от мира сего, а потом в моей жизни появился ОН – и столько прояснилось. О да, Клайд… это все не потому, что он какой-то суперумник. Он умен, но не в зубрильном смысле. Больше всего меня в нем впечатляет дикость, готовность к атаке. Решимость просто взять чью-то жизнь в зубовный захват и трясти, пока дерьмо наружу не посыплется.
Мы с ним словно две половины одного целого. Я – весь такой из себя «светлая голова», воспитанный, высокий и анемичный, а он – невысок, но мускулист, и никакого воспитания не признает. Я – его шестеренки, а он – мое смазочное масло. Мы друг друга дополняем. Между нами – обмен… наверное, это звучит безумно, но все же – обмен психической энергией. Мы подпитываемся один от другого.
Черт побери, я трясусь. Но чувствую себя лучше. Тот писатель был не дурак – я чувствую облегчение. Будто лет семнадцать подряд не мог просраться, а теперь – принял слабительное и выдал самую огромную говнину в мире. И какое же это хорошее, мать его, чувство, прямо-таки тянет выть на небеса.
Чуть