Васькин отец первым вышел из круга, подошел к костру и кувыркнулся прямо через пламя. Когда же он поднялся на ноги, Васька увидел, что отец теперь тоже уже не волк, а человек. Он спокойно подошел к дядьке Прохору и встал от него по левую руку. Следующим прыгнул через костер Герась. Обернувшись с волка на лицо, он встал рядом с Васькиным отцом. А затем и все остальные волки покидали круг, прыгали через костер, оборачиваясь людьми, и плечом к плечу вставали в один ряд за своим атманом, тем самым, присягая ему на службу.
Наконец в темном кругу остался только один волк, не пожелавший присоединяться к остальным. Васька узнал в нем Макарку, совсем молодого парня, старше самого Васьки на полгода от силы. Но тот родился весной, и потому пришел на мужское посвящение.
Макарка впервые участвовал в сходе, было видно, что он робеет, но в глазах его читалась решимость. Дядька Прохор, поняв, что Макарка не собирается прыгать через костер, подошел к нему сам.
– Волк может отказаться давать присягу, – сказал он веско, – И товарищи не имеют права ни упрекать его, ни чинить препятствий. Но в течение трех дней волк, отказавшийся присягать, должен покинуть общину.
Дядька Прохор внимательно смотрел на юного волка, пытаясь понять, хорошо ли тот уясняет себе последствия своего решения.
– Волк, отказавшийся давать присягу, может так же рассказать своим товарищам о причинах, побудивших его. Если это зло или нанесенная обида от его сотоварищей, он может потребовать общинного суда над обидчиком, – говоря, Прохор качал головой, как это делают, когда хотят втолковать неразумному.
– Нет, дядька Прохор, – Макарка говорил, запинаясь, – Никто меня не обижал. Дело в девушке. Я ей предложение делал…
Прохор явно недоумевал, и стоял, терпеливо ожидая дальнейших пояснений.
– От нашей деревни должны пойти ополченцы в полянское войско. Ну, так я и пойду, – последние слова Макарка сказал так тихо, что Васька их разобрал с трудом.
Поняв, что на самом деле задумал паренек, дядька Прохор сокрушенно покачал головой:
– Экой ты паря, Макарка. Ты ж и не пожил еще. Неужто из-за девки на войну под копья и стрелы? Многие ли наши, кого полянцы в ополчение увели, домой возвратились? На одной руке пальцев хватит, чтобы посчитать. А уходило немало. Одумайся!
– Нет, дядька. Я твердо решил. Все равно полянцы заберут сколько надо. Не одного так другого. Пусть уж тогда меня.
Ваське стало так жаль Макарку, что он чуть было не заскулил. Да и сам Макарка, держался видать из последних сил.
– Спасибо вам всем, – Макаркин голос разнесся по поляне так звонко, что невольно щемило сердце, – Спасибо вам дядька Прохор. Не держите зла. Прощайте.
Макарка,