После ныряния его часто подташнивало, как и всех время от времени. Говорили, это то ли из-за скоплений азота, то ли аноксии, то ли токсичной воды, кишащей всякими органическими удобрениями, выбросами, микрофлорой, фауной и чистыми ядами, – боже, чего только не было в этом химическом винегрете, замешанном на городских стоках! От него просто не могло не тошнить. Но в этот день Владе почувствовал себя еще хуже обычного.
Он позвонил Шарлотт Армстронг:
– Шарлотт, ты где?
– Иду к себе в офис, уже почти на месте. Всю дорогу пешком. – Судя по голосу, она была довольна собой.
– Хорошо. Слушай, не хочу тебя расстраивать, но, похоже, кто-то пытается повредить наше здание.
Е) Амелия
Алфред Стиглиц и Джорджия О’Кифф были первыми художниками Америки, которые жили и работали в небоскребе.
Скорее всего.
Любовь на Манхэттене? Сомневаюсь.
Ла Гуардия[40]: Я варю пиво.
Патрульный Меннелла: Хорошо.
Ла Гуардия: Почему вы меня не арестуете?
Патрульный Меннелла: Полагаю, если кто и должен этим заниматься, то агент бюро Сухого закона.
Ла Гуардия: Что ж, тогда я окажу вам неповиновение. Я думал, вы предоставите мне жилье.
Дирижабль Амелии «Искусственная миграция» был модели «Фридрихсхафен Делюкс Миди», и она его обожала. Автопилота она сначала называла полковником Блимпом[41], но его голос был дружелюбным, доброжелательным и будто бы принадлежал немцу, и она прозвала его Франсом. Когда она сталкивалась с той или иной проблемой – а эту часть ее передачи зрители любили больше всего, особенно если она при этом теряла что-нибудь из одежды, – она говорила:
– О, Франс, юху, дай, пожалуйста, поворот на триста шестьдесят и вытащи нас отсюда!
Тогда Франс брал управление на себя и выполнял все необходимые маневры, отмачивая при этом неудачную шутку, почти всегда одну и ту же – что-то о том, что поворот на триста шестьдесят градусов только направит вас туда, куда вы уже направлялись. Эту шутку знали уже все, она стала в своем роде дежурной, но главное, проблемы обычно этим и решались. Франс был умен. Конечно, принимать некоторые решения он предоставлял ей, считая их лежащими вне его компетенции. Однако он был на удивление изобретателен, даже в тех областях, которые были скорее человеческими.
Ее аэростат, точнее дирижабль – то есть с полужестким внутренним корпусом, который изготовлен из аэрогеля и ненамного тяжелее газа в баллонетах, – достигал сорока метров в длину и имел просторную гондолу, которая крепилась к его нижней стороне, будто толстый киль. «Фридрихсхафен» построила его перед самым началом века, и с тех пор он преодолел много миль, разъезжая, как трамповое судно конца XIX века. Такой долговечности он достигал благодаря своей гибкости и легкости, а также фотовольтаической