Джоанна с улыбкой обернулась.
– Уверена, это оправдание приходило ему на ум, когда я отчитывала его за недостаток уделяемого молодой супруге внимания. – Улыбка ее померкла. – Но тут дело другое, матушка. Прошло уже два месяца с момента его возвращения в Англию. Беренгарии очень обидно, что он до сих пор не послал за ней.
Повернувшись на скамейке, Джоанна пытливо посмотрела на мать.
– Они вроде бы неплохо ладили в Святой земле. Конечно, Беренгария была без ума от него, но и она ему, похоже, нравилась, потому что оказалась милой, верной и при своей скромности не лишена была отваги. Мне известно, что до разлуки в Акре они не ссорились. Что же случилось, раз он так возражает против ее присутствия рядом? Ты разговаривала с ним об этом?
– Нет, не разговаривала. – Алиенора решила опередить следующий вопрос. – И не собираюсь, дорогая. Какой в этом смысл? Тебе пора бы уже знать, что мужчин невозможно уговорить сделать то, чего они не хотят.
Джоанна вздохнула, подумав, что это очень точно сказано про таких вот упрямцев, как ее брат. Она не собиралась снова пытаться вытянуть ответ из Ричарда – ей пришлось признаться себе, что его гневная вспышка напугала ее: таким злым она его раньше не видела. Но и относиться ко всему философски, как ее мать, тоже не могла, поскольку знала, как страдает Беренгария.
– Неужели мы ничего не можем сделать, матушка?
Алиенора помолчала. Инстинкт требовал защищать Ричарда любой ценой, даже от Джоанны.
– Да… Мы можем дать ему время.
«Сколько же ему нужно времени?» – спросила себя Джоанна. Она знала, что ответила бы ее мать: столько, сколько потребуется. Но как объяснить это Беренгарии? Как удастся объяснить что-либо невестке, когда сама ничего не понимаешь?
Джоанна предложила расчесать волосы матери и, сняв вуаль и покров, залюбовалась их цветом. Некогда глубокий темно-каштановый, сейчас он стал серебристым, как свет луны, и Джоанна понадеялась, что и ее волосы в старости приобретут этот эффектный оттенок.
– Куда ты отправишься после Лизье, матушка? Мы не сможем сопровождать Ричарда в походе, поэтому я собираюсь вернуться в Пуатье. Ты поедешь со мной?
– Нет, я останусь в аббатстве Фонтевро.
Гребень замер на полпути.
– Ты ведь не собираешься принять постриг?
Алиенора тихо рассмеялась.
– Нет, дитя, у меня нет стремления стать монахиней. Но после всех потрясений последних лет я поняла, что мечтаю о монастырском покое. Думаю, пора мне заверить Всевышнего, что я не столь суетна и пресыщена, как утверждают мои враги. Опять же, Фонтевро идеально расположен: близко и к Пуату, и к Нормандии.
Джоанну позабавила эта смесь набожности и практичности. Ее успокоило то, что мать не собирается оставлять светский мир ради мира духовного: ей не хотелось уступать Алиенору даже Господу. Джоанна продолжила расчесывать волосы матери, и они завели разговор о менее опасных