Сознательно созданием нового русского литературного языка занялся Михаил Васильевич Ломоносов, выпустивший книги «Риторика» (1748) и «Российская грамматика» (1757). Сам Ломоносов изучал риторику на философском факультете Марбургского университета, потом читал лекции о «стихотворстве и штиле российского языка», будучи адъюнктом Санкт-Петербургской Академии наук и художеств.
В 1743 году, в разгар борьбы Ломоносова с иностранными профессорами Академии, ученый попал в тюрьму за нападки на коллег. Академики жаловались, что Михаил Васильевич «поносил всех прочих профессоров многими бранными и ругательными словами» и грозился своим оппонентам «поправить зубы».
Заключение длилось полгода. В это время Ломоносов и написал «Риторику», а после его освобождения книга была издана тиражом 527 экземпляров, которые разослали по книжным лавкам столицы.
Сам автор так объяснял цель своего труда: «Язык, которым Российская держава великой части света повелевает, по её могуществу имеет природное изобилие, красоту и силу, чем ни единому европейскому языку не уступает. И для того нет сумнения, чтобы российское слово не могло приведено быть в такое совершенство, каковому в других удивляемся. Сим обнадёжен, предпринял я сочинение сего руководства, но больше в таком намерении, чтобы другие, увидев возможность, по сей малой стезе в украшении российского слова дерзновенно простирались»6.
Книга оказалась востребованной, ее быстро распродали, и спустя четыре года Ломоносов подал в Канцелярию рапорт: «Понеже многие охотники почти ежедневно спрашивают и желают иметь у себя… «Риторики» на российском языке первого тома, которой ныне в Академической книжной лавке за употреблением в продажу уже давно не имеется, того ради сим представляю, дабы Канцелярия Академии наук благоволила приказать «Риторики» ещё потребное число для удовольствия охотников вновь напечатать». При жизни Михаила Васильевича книгу допечатывали еще дважды.
«Российская грамматика» опубликована в 1757 году тиражом в 1200 экземпляров. В предисловии Ломоносов приводит свою знаменитую притчу: «Карл Пятый, римский император, говаривал, что испанским языком с богом, французским – с друзьями, немецким – с неприятелем, итальянским – с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского