– Ах, ты, ах, ты! – повторяла она сквозь слезы.
– Ладно тебе. Тише… Слава богу, все обошлося, – прорезался наконец голос у Кехи. Он сидел рядышком и, прижимая к себе жену дрожащей рукой, вытирал ее слезы своим рукавом, тоже повторяя: – Ладно, тихо, все ведь обошлося…
Пышные кроны тополей и пахучие ветви черемушника сливались в единую темную массу, окружавшую избы. Ночь плотно укрыла землю черным одеялом. С тех пор, как перестали собираться шумные молодежные вечорки, замолкли гармоники и балалайки, тишина опускалась на село с первыми сумерками. Лишь залают где-то встревоженные чем-то собаки, замычит протяжно корова во дворе, видно, чувствуя скорый отел. Далеко вспарывается ночь топотом копыт. Неведомые всадники – то ли белые, то ли красные, – то ли кого догоняя, то ли от кого убегая, промчатся по селу и утихнут за околицей.
Глава XII
Прохор Иванович и другие рабочие депо, среди которых встречались первостроители Транссибирской магистрали, не одобрили методы Лазо в смысле подрывов мостов и порчи железнодорожного полотна.
– И как теперь все это налаживать? – возмущался пожилой кочегар паровоза, раскуривая толстую самокрутку от крохотного тлеющего уголька, прихваченного плоскогубцами. Локомотив стоял под парами. Скоро выезжать на линию.
Через час поступило распоряжение направить часть деповских рабочих в только что сформированную бригаду, которая займется восстановлением разрушенных железнодорожных путей.
Прохор Иванович в эту бригаду не попал. Оставили на деповских стрелках. На ремонт полотна отправили тех, без кого временно можно было обойтись в депо.
Мужики ругались, ломами сталкивая под откос покореженные рельсы и расщепленные взрывом шпалы. Кирками яростно долбили грунт, выравнивая площадку. Восстанавливать железную дорогу – что жилы тянуть из человека. Строить – одно дело, но восстанавливать – совсем другое. Может быть, красным командирам следовало найти иной способ, чтобы остановить продвижение на восток многочисленных эшелонов мятежного чехословацкого корпуса? Не такой варварский, как рвать динамитом мосты и тоннели, рушить железнодорожную насыпь и спиливать телеграфные столбы, дабы лишить противника еще и связи.
В этот день в белом штабе за ужином велся примерно на эту же тему разговор.
– Одно слово, варвары. Сами строили, сами разрушают! – качал головой один из семеновских офицеров, прикуривая от протянутой зажженной спички однополчанина папиросу. – И кому только такое могло в башку прийти – взрывать мосты? Сами-то большевики, что, по воздуху собираются летать? Фанатизм! Друг мой, дикий фанатизм!
– Точнее, господин есаул, идиотизм, – поправил офицера штабс-капитан Яхонтов, человек порывистый и нервный.
– А что вы, дорогой Икомата-сан, думаете по этому поводу? – обратился он к японцу, хорошо понимавшему и говорившему по-русски, но до сих пор молчаливо