– В общем так: ты мне эти деньги завтра же достань.
– Нет у меня денег.
– Врешь! Они у судьи Тэтчера.
– Судья Тэтчер приобрел у меня весь капитал. Вот расписка. У меня есть всего один доллар, и тот мне самому нужен…
– Какое мне дело, что тебе нужно!
Папаша отобрал у меня единственный доллар, а на другой день напился и пошел к судье Тэтчеру требовать, чтобы тот отдал ему мои накопления. Ничего из этого не вышло, и тогда отец пригрозил, что заставит отдать деньги по закону.
Вдова и судья Тэтчер подали прошение в суд, чтобы меня у отца отобрали и кого-нибудь из них назначили в опекуны. Однако судья у нас с Сент-Питерсберге был новый. Он недавно получил назначение, еще не знал моего папашу и сказал, что суду не следует без крайней необходимости вмешиваться в семейные дела и разлучать родителей с детьми.
Будь моя воля, я объяснил бы новому судье, что такая крайняя необходимость существует. Папаша все время требовал у меня денег. Пришлось занять три доллара у Тэтчера. Отец их отнял, напился и в пьяном виде шатался по всему городу, ругаясь и безобразничая. Кончилось тем, что его поймали и посадили под замок, а наутро повели в суд и приговорили к недельному заключению.
Новый судья заявил, что намерен сделать из старика Финна человека. Он привел папашу к себе в дом, одел с головы до ног во все чистое, посадил за стол вместе с семьей и завел разговор о трезвости, да так, что папашу слеза прошибла.
– Боже мой, господин судья! – запричитал отец. – Столько лет я вел себя дурак дураком! Но уж теперь – все! Начинаю новую жизнь, и больше ни капли в рот не возьму!
Судья прослезился, жена его заплакала от умиления. Отец дал письменное обязательство не пить и вместо подписи поставил крест.
– Это историческая, святая минута… – проговорил новый судья, и добавил, – друг мой.
Старика отвели в лучшую комнату, которую берегли для гостей. Папаша лег спать трезвым, чего с ним не случалось ни разу за последние лет пятнадцать. Однако ночью ему захотелось выпить, он вылез на крышу, спустился по столбику на крыльцо, обменял свой новый сюртук на бутылку виски, влез обратно и осушил ее до донышка. На рассвете он, пьяный в стельку, вывалился из окна, скатился с крыши, сломал себе левую руку в двух местах и чуть было не замерз насмерть. Лучшую комнату судьи папаша превратил в уборную, и хозяин здорово обиделся.
– Старика, пожалуй, можно исправить, – процедил рассерженный судья, – хорошей пулей из ружья. Другого способа я не вижу.
Когда рука у отца зажила, он подал жалобу на судью Тэтчера, чтобы тот отдал мои деньги. Мне самому сильно от него влетало, потому что я так и не бросил школу. Раза два папаша ловил меня на улице и немилосердно порол, а весной выследил прямо после уроков, поймал и увез в лодке вверх по реке.
Мы с ним стали жить в старой хибарке. У отца было краденое ружье, и мы ходили на охоту, удили рыбу, так что еды хватало. Временами он запирал меня на замок и уезжал в лавку к перевозу. Там старик менял рыбу