– Так что, батя, ты с адресом в следующий раз повнимательнее. А то пришлось переться с твоим письмом в такую глухомань! – вступил в беседу Колян, и язык у него здорово заплетался.
– Вы же сказали, на природу приехали, на простор, – напомнил старик.
– Это верно. Природу мы любим. Только вот, если б не твое письмецо, могли б и поближе место для отдыха найти, – возразил Павел. И вдруг упер руки в колени, нагнул голову, как бык, приготовившийся боднуть, и выдохнул с жаром: – Ну, рассказывай, батя, где клад Кучума зарыт?
– Чего? – старик непонимающе вскинул голову, будто не ждал этого вопроса. – Какой клад? Какого Чума?
– Смотри, батя, лучше не юли! – голос Павла, и без того низкий, перешел в глухое звериное рычание. – Скажешь сам, поживешь еще на свете. А если придется из тебя правду кулаками выбивать, долго не протянешь потом. Кулаки мои тяжелые. Врать не советую.
Он встал, подошел к старику и навис над ним, ткнув грязным толстым пальцем, измазанным в чем-то жирном, в лежащий на столе листок:
– Вот! Сам же написал: «Я знаю, где клад Кучума».
Старик уткнулся в текст:
– Где ж такое?
– Не дури. Я сразу понял, что сообщение зашифрованное. Вначале-то прочитал и выбросить хотел. Еще подумал, бредит старик, пишет абракадабру. Особенно те слова, что звездочками отмечены. Вот эти: «Ясно. Зной. Невмоготу. Аритмия. Юность где? Давно еле корячусь. Лечусь атварами. Думаю когда уже чтоли умру. Маленько асталось». Ишь, какой хитрец! Сразу-то и не поймешь, что тут совсем другое написано!
– Что ж написано? – спросил старик.
– Ой, брось! Не валяй дурака! – Павел понемногу свирипел. – Я взял только первые буквы от каждого слова, что ты звездочками пометил. У меня получилось: «я знаю, где клад Кучума». Вот что ты хотел внуку сообщить! Наверное, чуешь смерть скорую, и решил тайной поделиться, чтоб в могилу с собой не унести. А раньше-то молчал, потому что жадничал. Так или нет?
– Ничего такого я там не шифровал, – сказал старик тихо и приготовился. Реакция раскрасневшегося от самогона здоровяка последовала сразу. Он сгреб в кулак клок стариковской бороды и дернул так, что подбородок деда стукнулся об стол.
– Говори, где клад, не то последние зубы щас выплюнешь!
– Ой, больно! – взвизгнул старик, схватив Павла за запястье обеими руками. – Пусти, вырвешь ведь!
– Вырву! И бороду вырву, и зубы выбью! Говори, где клад, ты, прогнивший пень! Тебе-то все одно, помирать скоро. Не унесешь на тот свет сокровища! Скажи, и отпустим с миром!
– Дык не ведаю, о чем толкуешь, – проскулил старик и зажмурился от звонкой оплеухи, прилетевшей тут же.
– А ну, не бреши! – взревел Павел и поднял худое стариковское тело за воротник. Потряс его и отпустил, отчего тот кубарем полетел под стол, застучав всеми костями о половицы.
– Э, поосторожней, – раздался испуганный сиплый голос Коляна. – Еще помрет вдруг.
– А ты отсидеться у печки решил, что ли? – прорычал в ответ Павел. – Помогай давай!