– Не видим.
Здесь отменен Ле, как Посылка Гегеля. Или, как сказал Бенедикт Спиноза:
– Человек придумал бога, – в посылке: человека создал бог.
Вот сейчас Борис Парамонов вместе с Солженицыным утверждают:
– Почему не сказать это прямо на партсобрании колхозной ячейки?
Ибо:
– Если есть – пусть покажется, – а нет:
– Расстрелять.
Кино и немсы, но именно это и происходит.
Солженицын потому и пригодился, что оказался полным экземпляром коллекции Ле, – где:
– Ну, всё есть, вплоть до больше и большего приближения к устройству электрона, – нет только Канта и Гегеля, вообразившими себя подстилками такого махрового капитализма, что без – вот как раз этот пример:
– Человек Сам и вдруг ни с того, ни сего, – а не может придумать себе даже, – мама мия:
– Бога.
И так и заверили всех добродушно:
– Ми будэм.
Вот такое разгильдяйство Б. П. оказывается, действительно, возможно, и выходит именно потому, что хочется во всем разобраться самому, а ужас – так сказать – принесенный с собой кем-то в 17-м году оказался так силен, что верить СЕБЕ – а простите больше:
– Не мохгу!
Поэтому:
– Хочу во всем разобраться.
Разобраться именно: В Одну Строку. Без – почти уже для меня – по крайней мере из-за Солженицына:
– Финтифлюшек театра и не только оперы и балета, но вообще, да, но надо, как и было пропето дедушкой Ефремова:
– Правильно-о.
И вот он вопрос Гамлета по-советски:
– Как поставить спектакль правильно, без финтифлюшек?
Напиться и потом выспаться, но так до конца и не очухаться – мало!
Чё делать? Вот решил написать Архипелаг Гулаг, как опыт их – точнее, без них, финтифлюшек, исследования.
И надо сказать, получилось, так как и сказано:
– Терпение и труд всё перетрут.
Но загрустил – не помню уж, во каких строках этого письма – Александр Исаевич:
– Чё-то, – грит, – этот коммунизм и я никак не могу толком ни выпить, ни закусить, не говоря уже о махорке – хоть бычки таперь выкидывай целиком и полностью.
Но, разумеется, не сдался. И это видно, что заслонка Эта для некоторых, которых – как не меня – назначают автоматически администраторами московских общежитий, а я должен быть только комендантом, охраняющим недвижимость:
– Стоит почему-то намертво.
Солженицын объявил сам себе поход за истиной, несмотря на то, что она оказалась:
– Рядом, – тем не менее, – не так близко, чтобы ее мог разглядеть каждый.
Или, как сказал Лев Ландау:
– Плоскость симметрии, с которой надо вести диалог – проходит по самому Хомо Сапиенсу.
Смысл только один – Солженицын оказался не один.
И второе, не стал рассматривать самого себя, как объект исследований, а попер против мирового