Люди их не понимали.
Люди ставили на холмах дома, окружали их частоколами – от диких зверей и от вражеских набегов. Потом стали возводить каменные стены, обжигать кирпичи, строить дома и замки. Белые альвы зверей не боялись из Артейских, Клаштейнских, Земмельдинских и Гонштейнских гор, они умели делать так, что звери их не видели. А в пещеру к темным альвам ни один зверь не рискнул бы сунуться.
Они растили искусных кузнецов, которые делали отменное оружие – ножи всех видов, короткие мечи, наконечники для стрел и рогатин, бляхи для деревянных щитов, обтянутых толстой кожей. Каждый темный альв умел управляться с этим оружием, и во времена, когда людские племена беспрепятственно разгуливали по земле, темные альвы не пускали их в свои пещеры. Когда люди осели на земле, стычки прекратились, началась разумная торговля.
Потом люди стали ставить крепости в устьях рек, куда могли бы приплыть с товарами купцы. Крепости обрастали поселениями, где жили ремесленники. Но темные альвы отказались уходить из Артейских, Клаштейнских, Земмельдинских и Гонштейнских гор, из обжитых пещер, откуда вниз вели узкие ходы и шахты, удобные для подъема руды. Поэтому горожане, собираясь в небольшие караваны, ездили к ним за товаром и везли для мены свой товар. Товар – брали, особенно уважали скованные темными альвами гвозди, ножи и всякий приклад для строительства, но понять кузнецов даже не пытались.
Испив земного сока, Энниберд встал и закинул за спину плетенный из лыка короб. Он поставил свой шалаш на озерном берегу и приносил другим белым альвам целебные корневища аира, молодые побеги тростника и раковины-перловицы, заменявшие небольшие ножи, от них же забирал лесные травы и сушеные грибы с ягодами.
Кое-кому из старых альвов он приносил корневища, не требуя ничего взамен. Так повелось издавна.
Достигнув почтенного возраста в сотню и более лет, одни белые альвы тихо угасали, таяли под ровным потоком солнечных лучей, сливались с землей, но другие, а их было немного, словно бы переходили усилием воли в иную жизнь, где все строилось по иным законам. Они получали обычной пищи втрое меньше, чем полагалось бы, но воспитывали в себе способность превращать в жизненную силу солнечный и лунный свет. Кто этому научил первого белого альва – они не знали, зато знали, что в высохшем теле просыпалась неожиданная сила и с ней приходилось обращаться очень бережно, даже трепетно, чтобы не наделать беды.
Энниберд шел хорошо знакомой тропой. Из людей мало кто догадался бы, что это тропа, но белые альвы умели видеть тайную жизнь растений, и засохший корешок говорил им больше, чем следопыту из людей – глубокая колея от колеса тачки.
Вдруг он остановился. Колыхание, что передавалось от травинки к травинке, подсказало ему – поблизости кто-то идет; судя по легкой поступи, тоже альв. Энниберд коснулся пальцами ветки, посылая колебание воздуха во все стороны. Ему ответили. И очень скоро он увидел девушку. Это была, как он уже знал по беззвучной