Ребята, такие же, как и она, которые были рядом, узнали каким – то образом, что Советские войска уже в Германии, и вот – вот будут здесь, на территории хозяйства.
Каждое утро немец первый выходил и открывал все ворота, только после этого выходили остальные, те, кто обслуживал скот. Но в одно прекрасное утро, когда не предвещало никакой беды, хозяйка – немка сказала Оксане, чтобы та собиралась и шла открывать все двери коровника и конюшни. Оксана удивилась. «Доверять мне стала, что ли?» Она не знала, что парни раздобыли, где-то, взрывчатку, и положили ее под одну из дверей сарая.
Рано утром Оксана направилась к коровнику, все еще спали, кроме немки. Открыв замок, только взявшись за ручку и потянув на себя двери коровника, – дальше она уже ничего не помнила.
Очнулась она, когда Советские войска были уже в поместье, и в доме находились военные. Она услышала громкую русскую речь и не могла понять, где она находится, так как вокруг было темно. Дотронувшись руками до глаз, она ощутила на них повязку. Сидящий кто-то рядом быстро убрал ее руку с глаз.
«Найн! Найн!» – Оксана узнала голос немки. Она вновь потянулась левой рукой к глазам, но почему– то снять повязку не смогла.
«Что же это такое?» Она хотела поднять правую руку, но тут обнаружила, что руки нет, а вместо неё перевязан кусок руки, чуть выше локтя. Она резко дернулась и присела на кровати, потом стала быстро лепетать, на непонятном немке языке.
«Leg dir noch nicht aufstehen»,– вновь заговорила немка. Оксана понимала её речь и услышала вдруг страшный для себя приговор: «du weißt,– тихо говорила немка, и как-то вкрадчиво, чтобы её, кроме Оксаны никто не слышал, да и, чтобы Оксана смогла её понять. – Я могу восстановить тебе три процента зрения. Я помогу купить протез руки, но только если ты останетесь здесь, в Германии, у нас. Я знаю народную медицину и могу дать тебе еще кое-что. Ну, как, ты согласна?» Немка замолчала, продолжая сидеть рядом возле кровати. Оксана понимала её с трудом, не то, что она не разбирала то, что та говорит, а то, что у нее нет руки, и что она ослепла.
«Нет, нет, я хочу к маме, я хочу домой», – в истерике забилась Оксана.
В комнате послышалась русская речь, это вошёл русский офицер.
«Так, мадам, или как там вас, – начал офицер. – Эй, переводчик, – вдруг закричал он,– ты, где там запропастился? Переведи немке, что мы девушку забираем в госпиталь, и давай сюда санитаров и носилки».
Оксана пролежала в госпитале несколько месяцев. Шёл 1945 год. Праздновали победу. Везде играла музыка, слышен был смех, пение, танцы. Её привезли домой совершенно слепую и без руки. Отца уже не было в живых, старая мать, сама плохо видящая, рыдая, бросилась Оксане на шею: «Донечка, що же воны с тобою зробылы?»
… «Проходите, проходите – вновь заговорила слепая гадалка. Присаживайтесь. Придется вам друг о друге все слышать, но ничего, вы все из разных мест, многие, правда, есть родственники». Она была права. Все еще на улице знали, кто и откуда сюда приехал.
Карты у неё, почему