Углы первого этажа были утыканы миниатюрными камерами, как и покосившийся навес. Старая дверь в подъезд, давно нуждалась в замене. Массивная пружина, противно выла, как кот, в период весеннего обострения, когда кто-то тянул дверь на себя, прилагая нечеловеческие усилия. Замок, с вечно поломанным язычком, не выполнял своих функций. Домофон, ломался любопытными мальчишками, и вечно закопченный от зажигалок и спичек, в конечном счёте, был выброшен на помойку.
Человек, живущий на втором этаже, прекрасно видел у себя на мониторах всю ситуацию, как на первом этаже, так и на улице. На против дома располагалась небольшая стоянка, забегаловка, в народе «рыгаловка», с палёной водкой, контрабандными сигаретами, пирожками с непонятной начинкой. Новенький «Порше» белого цвета, сверкая краской и лаком, радовал взгляд хозяина, стоя особняком под навесом, сурово взирая навороченной оптикой на старенькие «Тойоты», «Ауди», «Мазды», и прочие «евробляхи», наводнившие Киев, и всю Украину.
Дом ещё в девяностые года выкупили, и всякие косые взгляды, нуворишей и прочих богатеньких маменькиных сынков в городской администрации Киева, в сторону хорошего места для паркинга, или бизнес центра, пресекались на корню. Владельцем дома являлся рядовой пенсионер, Стариков Григорий Олегович. Среди своих, просто дядя Гриша. Никто не знал, откуда у бывшего работника трамвайного депо, живущего на минимальную пенсию, деньги на покупку такого здания. Скромный и тихий дядя Гриша десять лет назад похоронил жену. Она умерла от рака горла. Сын, программист, работал в Европе и редко звонил отцу. Именно благодаря сыну, дядя Гриша увлёкся компьютерами и стал настоящим асом своего дела. Он мог запросто навредить любому банку, обходя систему защиты, запуская вездесущего червя. После сидеть и как мальчишка хлопать в ладошки, радоваться, когда банк на неделю закрывал свои счета и молодые, неопытные программисты, вычищали взломанную систему, ставя хитроумные коды блокировки, и запускали вычищенные проги.
Владимир Викторович Михайлов поднимался на второй этаж, по грязным ступенькам, чувствуя себя продрогшим от дождя и ветра. Свою машину он оставил возле метро и пешком добирался до места. Поздняя осень выдалась дождливой и холодной. Закрывая зонт и стряхивая капли дождя на лестницу, Михайлов сморщился от запаха мочи. К этому невозможно было привыкнуть. Никому. И никогда. Знакомая дверь чуть приоткрыта, и тоненькая полоска света лежала на грязных ступеньках. Зная, какая чистота внутри квартиры, Владимир Викторович вытер ноги об старый половичок и потянул на себя тяжёлую дверь, чтобы войти.