И я решил попытаться спустить все на тормозах – точнее, согласовать несогласуемое.
Именно несогласуемое, поскольку прошло время и события сделались необратимыми. Несколько месяцев шли претензионные препирательства с поставщиком – турецким заводом стеклотары, одним из немногих работающих предприятий нашего города – который был разъярен не столько убытком, сколько ситуацией, в которой наша фирма опростоволосилась из-за безголовой девчонки, думавшей лишь о новогодних фейерверках и положившейся на исполнителя, которому не стоило доверять даже перевозку ящика водки в багажнике «жигулей». А мое начальство считало, что я должен делать в филиале всё за всех, хоть и получать лишь свою зарплату.
В какой-то момент я был готов оплатить убытки из своей зарплаты и снарядить на «Балтику» повторную отправку, но выяснилось, что пивовары непрерывно обновляют продукцию и бутылки такого дизайна уже не используются.
Когда страсти достигли высшей точки, я оказался перед альтернативой. Мне позвонили от поставщика и предложили приехать для урегулирования спора. Начальница отдела сбыта честно сказала, что мне предложат выбрать между актом о признании суммы ущерба и официальным уведомлением о разрыве отношений, означающим потерю ключевого клиента, одного из главных в регионе. Попросив отсрочки, я позвонил президенту, но его телефон оказался отключенным. Генеральный директор «Ифеки» – ни за что не отвечающий тридцатипятилетний медузоподобный полудурок с весьма подходящей фамилией Тюльнёв – велел «действовать по обстоятельствам», хотя вопросы такого порядка всегда решались на уровне московского генералитета.
Действовав, как диктовали те самые обстоятельства, я подписал акт и договорился