Письма из Ярославля встревожили Тихона. Получив разрешение властей, он выехал в бывшую свою епархию, надеясь прекратить разгул расстрелов и гонений на духовенство.
Комиссары приняли патриарха почтительно. Охотно участвовали в торжественных обедах и даже снимались с его святейшеством для истории. Но каково было видеть расстрелянный город…
Вернувшись из Ярославля, Тихон призвал ко всеобщему покаянию во дни Успенского поста. Когда-то первые русские патриархи Иов и Гермоген в лютую Смуту тоже благословляли Москву на очистительное покаяние.
В послании святейшего Тихона пробивались гласы отчаяния: «Где же ты, некогда могучий и державный русский православный народ? Неужели ты совсем изжил свою силу?»
Страшно было читать, но сказанное патриархом для утерявших прежнюю жизнь было правдой.
«Неужели Господь навсегда закрыл для тебя источники жизни, погасил твои творческие силы, чтобы посечь тебя, как бесплодную смоковницу?»
Народ молился, а плясунья – кровавая чума – еще только туфельки примеряла. Пляска была впереди.
Дело Локкарта
Тихон вернулся со службы в церкви на подворье умиротворенный и отдохнувший. После больших праздников Спаса, Успения в душе наступили будни, Тихон радовался малолюдью и молитвенному труду. Яков Анисимович приметил в святейшем эту чудесную душевную сосредоточенность и вздыхал, не желая втягивать в деловую суету.
– Федя юродивый был.
– Из Киева?
– Из Одессы, от владыки Платона. – Подал портфель. – Четыре пакета. Святейший, ты хоть пообедай.
– Прости, Яков. Я все-таки просмотрю присланное, нет ли чего весьма срочного.
А срочной была сама жизнь. Ни поработать, ни пообедать не удалось, приехал Шеин.
– В Ленина стреляли… Чекисты рвут и мечут. Идут повальные обыски. Приготовьтесь.
Тихон посмотрел в календарь:
– По-нашему семнадцатое.
– Наконец-то и на них управа сыскалась! – Яков Анисимович перекрестился. – Притихнут небось без Ленина.
– Милый мой! – воскликнул Шеин. – Теперь вся власть у Троцкого. Иудей в квадрате. Уж он-то поизгаляется над Россией.
К приходу незваных гостей готовились впопыхах, но вечер и ночь прошли спокойно.
Утром святейший был на Соборе. В перерыве увидел Нестора Камчатского, спросил смущенно:
– Владыка, как здоровье Антонина (Грановского)? Я за делами, грешник, опять забыл о нем.
– Исчез! Уход в больнице был хороший, поправился. Записку мне от него принесли: