Оглядела меня и засмеялась нарочито громким едким смехом:
– А хороши соратнички у царя: все с его женой спят. И сама жёнка тоже, что надо! – Доброгнева захохотала. – Есть на кого опереться: сопливая сука и два её кобеля! Ох и везунчик, Ориксай!
Но и этому я не поверил. Я ждал, когда закончит бесноваться в бессильной злобе и силился понять, что она предпримет теперь, когда не удался её замысел.
Доброгнева бранилась и оскорбляла меня, Онегу, Ориксая, Белогора, всех сколотов и их северных шлюх ещё долго, но я не верил, что эта холодная и умнейшая женщина сейчас действительно во власти чувств, которые она пыталась изображать, я неплохо узнал её, полезно ложиться в постель врагом: начинаешь понимать его вне слов.
И я ждал, что она произнесёт что-то, что мне раскроет её настоящие мысли. Как и она изрыгала скверну на меня, пытаясь вывести из себя и заставить выдать то, чего она не знает, что происходит за этими стенами.
Но я оказался холоднее. Сегодня я чувствовал себя увереннее её, потому что я был сильнее. И дело было совсем не в том, что Доброгнева была у нас в плену сейчас, а в том, что мне было что отстаивать, у неё, кроме ненависти, зависти и беспредельного честолюбия не было в сердце ничего. Моё сердце, благодаря Онеге, моей дочке и даже Вее, живо, горячо и велико, а её – холодный карлик. Даже раны и боль делают моё сердце богаче, а Доброгнева не знает боли, кроме той, что жжёт её кожу из-за попавшей на неё Белогоровой крови.
– И брата ради этой продажной твари не пожалел?! За трон ведь отреклась от тебя!.. – она сверкнула глазами.
Вот что она хочет узнать! Я окрылился, услыхав, наконец, эти слова. Исходя из моего ответа, она мгновенно задумает новый план.
– Ради моей Онеги я вырезал бы полмира или весь. Не то, что Явора, – с наслаждением ответил я. – Ему я глотку вскрыл с удовольствием.
Нельзя, чтобы Доброгнева узнала, что Явор жив-здоров и даже рядом с ней.
Я так и сказал Ориксаю.
– Вообще его надо бы убить, – добавил я, – когда Доброгнева узнает, что он живой, а она узнает непременно, она…
– Не преувеличиваешь ты могущество какой-то развратной Лунной жрицы? – перебил меня Орик, думающий, похоже, о чём-то своём.
– Куда опаснее недооценить врагов, чем переоценить, – сказал я, выпрямляясь.
Орик мрачно посмотрел на меня:
– Войско вот-вот выйдет из-под моей власти, Яван, – проговорил Ориксай, сидя, будто с надломленной спиной, опершись на один подлокотник трона. – Убить сейчас Явора, это взорвёт его сторонников.
– Пусть взорвёт, примем, наконец, бой, не будем ждать, что сделают они, ударим сами. Белогор начал, надо добить гидру. Чего мы ждём? Его возвращения?
– Её возвращения, – мрачно ответил Ориксай.
– И ты