Через некоторое время появляется Кончой.
– Сияет! – говорит жена снисходительно и нежно. – И впрямь будто маленький!
– Хорошо, что детей дома не оказалось, – говорит Кончой и направляется к старому дому.
Сайкал замечает, что муж прихватил кожаный мешочек: вон, слева под мышкой.
Старый дом в их дворе – с низким потолком, плоской крышей, земляным полом – совсем в запустенье.
Уже который год в нём никто не живёт.
В двухкомнатном строении нет даже оконных стёкол.
Некогда разбитые стекла не удосужились заменить.
Вместо этого в прошлом году старший сын Кончоя прибил решётки, чтобы внутрь дома не лазали кошки или собаки.
В передней комнате хранится старый хлам, кое-какие продукты, сыромятни, резанное на зиму мясо крупного скота, а в дальней комнате вообще ничего не было.
Года два назад Кончой держал там своего балабана8, но с тех пор она пустовала.
В левом углу комнаты вбит в земляной пол ивовый туур – особый насест для птиц-охотников.
Тот угол был самый тёмный из всех четырёх углов.
Когда дом строили, окно, единственное на той стороне, по ошибке придвинули слишком близко к выходу.
Ошибка ошибкой, но приручать птиц-охотников надо в темноте, и тёмный угол в дальней комнате, как ни кстати пригодится.
Сидя в глухом углу, птица быстрее забывает о своей прошлой свободе…
Сайкал догнала мужа, подождала, пока тот не приказал ей открыть дверь.
Повозилась с ключом и, пропустив мужа вперёд, вошла в переднюю комнату и сама.
Тут же плотно закрыла дверь за собой.
Кто знает?
Вдруг случайно выпустит сокола.
Лучше закрыть поскорей.
Сколько там силы то осталось у старика, да и устал ведь – не дай бог, выпустит.
Затхлым воздухом отдавало в заброшенной комнате, но старик и старуха не придавали этому никакого значения.
Привычно прошли в глубину.
В пустоте шарканье подошв сразу слышнее стало.
Отзвуки шагов, эхом разнёсшиеся в пустом пространстве, почувствовал и молодой тынар, а ещё он услышал до этого скрежет, какой-то звук, будто крик стонущего зверя…
Оба подходят к окну.
Старик осторожно ставит тебетей с птицей на потемневший от времени и грязи подоконник, кивком приглашает жену поближе.
Сайкал вытягивает из-под мышки мужа кожаный мешочек и, поспешно развязав шнурки, достаёт шило, два старых кожаных путлища и большую иголку с суровой ниткой.
Лесник свободной рукой полез в тебетей, схватил соколёнка за крылья, с большой осторожностью вытащив его.
Глаза птицы увидели сразу двух человек очень близко от себя и потому огромных.
Солнце не светило, но все вокруг можно было разглядеть, как в сумерки.
За спиной тынар постоянно чувствовал тепло человеческой руки, которая то сильнее, то слабее сдавливала верхнюю часть крыльев.
И опять стало ясно, что эта рука может, если захочет, вообще раздавить его, но