Чайник быстро закипел, в полированной сфере защёлкало, горячо заныло. Из окна веяла прохлада. Под окнами темнела туго сплетённая тополиная сеть, где птицы обитали металлическими поющими комками.
Склонившись над чайником, который достался мне от прежних хозяев комнаты, мы наблюдаем, как неспешно, впитывая влагу, разворачиваются в крохотные тугие лопасти чаинки и темнеет вода.
– У тебя что-то случилось? – спросил я.
– Ерунда. Что у меня может случиться! Просто решил навестить тебя. Ничего не случилось, и ты лучше меня это знаешь.
– Ну, не случилось, так не случилось. И никто лучше меня этого не знает.
– Кривляться без конца, как ты, по-моему, скучновато, – сказал он. – Всё шуточки. Когда я слушаю твои шуточки, я, признаться, плакать готов.
– Ещё чего не хватало! Слезами горю не поможешь.
– Что правда, то правда, – согласился он.
– Всё-таки у тебя что-то стряслось. Просто такты бы не пришёл.
– Всё равно ты ничего не поймёшь, – пояснил он. – Я с трудом сам разбираюсь в этом.
– Ты никогда не отличался склонностью к анализу.
– Ну, просто места не найду… – не слушая меня, продолжил он. – Художником быть не просто.
– Просто пришёл, просто места не нашёл. Вдобавок: художником быть не просто. Не много ли простоты?
– Бывает, иногда я окину взглядом прошлое, этап, сделанное – дух захватывает! Нет, правда: подумаешь – подумаешь, а после места себе не находишь.
– Пожалуй, ты хватил! Насколько мне помнится, место есть у каждого, а ты не можешь его найти, потому что слишком часто окидываешь взглядом прошлое.
– Это я оглядываюсь на прошлое! – воскликнул он. – Знаешь, мне недавно рассказали сказку, так вот ты…
– Потому ты и не нашёл места, – сказал я.
– Почему потому? – обескураженно спросил он.
– Тебе лучше знать, – уклончиво заметил я.
– Так вот, слушай: я, к твоему сведению, нашёл своё место в жизни. Заруби у себя на носу. Слышишь?! – почти выкрикнул он. – Я нашёл своё место, потому что верю в кое-что.
– Во что именно, позволь узнать.
– О таких вещах не говорят, но я тебе скажу, потому что пока тебя не поставишь перед фактом…
– Во что? – ещё раз спросил я.
– Я верю в Бога, в искусство, верю в то, что красота спасёт мир, наш безобразный, тоталитарный, изолгавшийся мир. Вот почему: я верю в… – на секунду запнулся он, потому что у окна с угольным шорохом пролетела птица. – Верю в добро, а не потому, что у каждого есть положенное ему место в жизни и он живёт на этом месте, как крот в норе, – слеп, глух, чуждый всему, – с высоким упрёком закончил он.
– Да-а-а… – пробормотал я. – Да-а-да. Чай стынет.
– А ты! – выбросил он указательный палец. – Ты доволен своей грязной жалкой работёнкой. Ты рад ежедневно получать свои тридцать сребреников, потому что…
Я знал что последует за этим и потому опередил его.
– Циник –