– Речь идет о краже, – при этих словах Абдулла нахмурился. – Очень серьезной краже. Это все, что я пока могу вам сообщить. Так что вам придется на время убрать ковер своего нетерпения в сундук ожидания.
– Хорошо это вы сказали… про сундук, – Саид вновь подарил Абдулле свою солнечную улыбку.
– Это не я сказал, а Ходжа Насреддин, – пояснил Абдулла.
– А-а, – протянул Саид.
– Так вы согласны помочь мне? Еще раз повторяю: дело сугубо добровольное, – пристально поглядев в глаза Саиду, напомнил Абдулла.
– Да, – неожиданно для Абдуллы быстро и уверенно ответил Саид.
– Спасибо, – Абдулла с признательностью пожал Саиду руку. – Тогда срочно наденьте форму судебного исполнителя. Сегодня вам придется поработать в этой должности.
Счастливый Саид побежал натягивать форму, и через десять минут, совершив намаз, он и Абдулла вышли из здания суда с серьезными непроницаемыми лицами.
Всю дорогу они ехали молча: Абдулла обдумывал предстоявшую беседу с Кузиным, а Саид тихо дремал, уткнувшись широким морщинистым лбом в стекло.
Дом Кузина стоял немного на отшибе, окруженный с одной стороны небольшим озерцом, с другой – внушительных размеров парком, занимавшим едва ли не полрайона. Унылая, загаженная мальчишками лестница освещалась одной единственной лампой, повисшей где-то между вторым и третьим этажами. Высокие ступени, по которым, придерживая коленки, взбирались Саид и Абдулла, давно никем не убирались, а обшарпанные и исписанные поносными словами на арабском и китайском оливковые стены не оставляли у человека, взглянувшего на них, ничего, кроме бесконечного чувства одиночества и незащищенности.
Долгое время Абдулле никто не открывал, хотя за дверью отчетливо слышалось какое-то движение. Наконец, строгий и, вместе с тем, неуверенный женский голос спросил: «Кто там?»
Мысль Абдуллы беспомощно заметалась, не находя нужного ответа.
– Меня зовут Абдулла Мухин. Я – судья Н-ского шариатского суда, – промычал Абдулла, от волнения намертво вцепившись в дверную ручку квартиры Кузина.
После некоторых раздумий дверь, наконец, отворили, и на пороге перед Абдуллой обозначились две фигуры: одна женская, невысокая, в старом застиранном халатике цвета морской капусты, другая мужская – чуть повыше, в брюках и белой рубашке навыпуск. Женщине было лет пятьдесят. Излишняя полнота не позволяла точно оценить ее возраст. Мужчина же, напротив, казался моложе женщины. Короткие черные напомаженные волосы, незначительно тронутые сединой у висков, гладко выбритый подбородок свидетельствовали о том, что этот человек серьезно занимается своей внешностью.
Абдулла сразу обратил внимание на едва уловимое движение надменности, затаившееся в уголках губ мужчины. Из опыта Абдулла знал, что такие люди, несмотря на нарциссизм и презрение к остальным, склонны иногда к самоиронии. По-видимому, обладатель рубашки либо только что пришел, либо собирался в ближайшее