Сторожить с вечера довелось Антипке, мужу старшей дочери Гона Степаниды, угрюмому, желчному мужику. Его заросшее черной бородой скуластое лицо, хмурый взгляд исподлобья вызывали у Гонов отчуждение. Антипка: не любил тестя и не скрывал этого. Переселился на новое место против своей воли по настоянию Степаниды. До женитьбы Антипка со старшим братом Егоркой жили в дворцовом селе тарусских князей. Но, когда брат, спасаясь от лютой казни, бежал невесть куда, не уберегся oт княжьей мести и Антипка: потерял хозяйство, едва не попал в холопы. Пришлось ему идти к Гонам примаком. И хоть прошло уже много лет, его гордая натура не могла смириться с тем, что он должен во всем повиноваться тестю…
Закутавшись в овчину, Антипка смотрел на огонь в костре, который под порывами ветра мечется из стороны в сторону, рассыпая вокруг искры. От усталости глаза у него слипались. Чтобы не заснуть, он тер их кулаками, заставлял себя вставать и обходить лагерь. Но стоило мужику присесть, как его опять начинало клонить ко сну…
Его разбудил яростный лай собак и тревожный рев скотины. Схватив рогатину, мужик бросился на шум. По земле катались двухцветные клубки: светлые собаки, темные волки. Хищников было больше, и они одолевали. Антипка не стал звать Гонов.
«Попрекать станут, заснул, мол, лучше самолично управлюсь!..»
Ему удалось прибить рогатиной несколько хищников. Увлеченный схваткой, он не чувствовал опасности. А тем временем матерый вожак, задушив собаку, прижался к земле и не спускал горящих желтых глаз с метавшегося по поляне человека. Когда тот оказался рядом, прыгнул на него, навалился со спины всем своим немалым весом, сбил мужика с ног…
Разбуженные шумом Гоны отбили Антипку. Он был без сознания…
Волчье нашествие дорого обошлось Гонам. Антипку спасли, но он надолго выбыл из строя. Из пятерых собак осталась в живых одна, остальных загрызли хищники. Сорвавшись с привязи, убежали и сгинули в лесу лошадь Вавилы, несколько коров и коз. Это еще больше усугубило тяжелую жизнь переселенцев.
Но все же спустя несколько дней Гоны наконец заложили первый сруб под жилье. На месте порога будущей избы старый Гон зарыл кусок железа от сломанной сохи. Утоптав над ним землю, прошептал: «Дай, Господи, нам здоровья на многие годы, чтобы ничто нам не вредило, как не вредит сему железу, чтобы крепки были, как сие железо, люди, кои через него переступать будут!»
К зиме несколько изб были построены. По обычаю, на веревке подвесили мертвую сороку, чтобы нечистая сила уцепилась за нее, а не навредила животным, кое-как разместили скотинку по избам. Топилось по-черному, и дым стелился низко, ел глаза, но это для крестьян было делом привычным: любишь тепло – терпи дым. Стали выздоравливать простуженные ребятишки. Двух, правда, не уберегли. И вырыли в дальнем конце поляны первые могилки с белыми стругаными крестами. Погоревали родители и старый Гон, прослезились