Юрка всю дорогу ныл:
– Миха, ну на фига тебе это мордобитие? Мне домой пора, меня отец ругать будет, мать небось уже в школу побежала.
Но Миха был непреклонен:
– Дуэль! До первой крови!
Илья с Саней переглядывались, перемигивались, даже тихонько пересмеивались. Саня шепнул ему: «Христосик наш!»
Секундантами были Илья у Михи, Васька Егорочкин у Юрки. Снегу в саду намело много, секунданты утоптали небольшую площадку для боя. Саня предложил дуэлянтам надеть кожаные перчатки, но такой роскоши ни у кого не было. Саня почему-то был уверен, что нельзя драться голыми руками:
– Древние греки кожаными ремнями руки оборачивали!
Откуда это он взял? Но говорил уверенно. Ремней было сколько угодно. Секунданты вытащили ремни из брюк, сцепили два по два и положили на снег, вместо барьера. Теперь дуэлянты должны были сходиться по счету и начинать на счет «три».
Дуэлянты обмотали руки школьными ремнями, но пряжкой внутрь. Было очень неудобно.
– Может, без ремней? – с надеждой предложил Юрка.
Миха не удостоил его ответом.
Илья предложил Буркину принести свои извинения.
Миха резонно отверг это предложение:
– Извиняться надо перед дамой.
Юрка обрадовался:
– Да за ради бога! Хоть сейчас!
Ввиду отсутствия дамы перемирие было отклонено.
Миха снял очки и передал их Сане. Сбросили пальто.
– Может, хватит уже? – шепнул Саня.
– Держи! – неожиданно рявкнул распаленный Миха.
Илья начал считать. На счет «три» они сошлись.
Они стояли друг перед другом, плотный Юра, Миха пожиже, но и позлей. Миха подпрыгнул на месте и сразу двумя кулаками, почти одновременно неловко и небольно влепил Юре по лицу.
Юра наконец обозлился. Нанес один-единственный удар по носу. Первая кровь немедленно хлынула. Саня застонал, как будто ударили его, и вынул чистый носовой платок. Удар был не столько сильный, сколько точный. С этого времени Михин нос был немного сбит на одну сторону. Болело долго. Вероятно, это был все-таки перелом.
Дуэль можно было считать завершенной.
В это же время, когда школьники разошлись, пара молоденьких учительниц с Андреем Ивановичем культурненько заканчивали скромную выпивку, а в раздевалке оставалась только гардеробщица и уборщица, которая иногда, когда муж сильно запивал, ночевала в подсобке. Катя Зуева, уже без газетной треуголки, в коричневом пальто с надставленными черным драпом рукавами и подолом, сидела на стуле гардеробщицы, дожидалась Виктора Юльевича.
Когда он спустился в раздевалку, она протянула ему записочку:
– Вам письмо.
Он с недоумением посмотрел на нее – уже забыл про игру.
– А-а-а, да-да, спасибо, – и рассеянно положил в карман пальто.
Нашел он этот клочок бумаги в кармане утром следующего дня:
«Я могу вам дать его новый роман. Хотите? Катя».
Он