– Гнусный христопродавец! – воскликнула его жена. – О Господи, душегуб, ты что, кровь и плоть свою жертвуешь Молоху[3]за какую-то мерзкую выгоду?!
Граф, обычно чуждый высокопарности, сейчас не жалел себя, оправдываясь, юля и красноречиво описывая нависшую над его жизнью опасность. Но безутешная мать его дочерей не прекращала кидать ему самые горькие упрёки. Поэтому он выбрал самый великодушный способ положить конец словопрениям – он замолчал и дал даме вволю высказаться, безмятежно катая перед собой золотые яйца и прикидывая, в какое безопасное место их пристроить.
В итоге, погрузившись в траур на три дня с уцелевшими домочадцами, как и в прошлый раз, ради приличия, граф думал только о том, как бы скорее вернуться к привычному для него образу жизни.
В скором времени замок вновь превратился в храм удовольствий и веселья – Элизиум[4] для прожорливых льстецов и подхалимов. Ежедневные балы, турниры, празднества затмевали друг друга. Фройляйн Берта при дворе своего отца была ослепительна в глазах знатных рыцарей, как луна для чувственного скитальца в ясную летнюю ночь. Она удостаивала наградами победителей на рыцарских турнирах и каждый вечер танцевала с достойнейшим из достойных рыцарей почётный круг.
Щедрость и гостеприимство графа, красота его дочери притягивали из отдалённых мест самых благородных кавалеров. Многие соперничали за руку и сердце богатой наследницы, но среди множества поклонников сделать выбор было не так просто – кто-то превосходил других по знатности, а кто-то – по благородству. Прекрасная Берта выбирала и так и сяк, привередничала, пока золотые яйца, для которых граф не щадил напильников, не уменьшились до размеров лесных орехов. Финансы графа снова оказались в прежнем бедственном положении. Турниры поутихли, мало-помалу исчезли рыцари и оруженосцы, замок опять приобрёл обличье отчуждённого захолустья, а маленькая графская семья вернулась к незатейливым скромным кушаньям из обычной картошки. Граф слонялся понурый по полям, искал и не находил новых авантюр, но опасливо избегал заколдованного леса.
Однажды он преследовал стайку серых куропаток так долго и увлечённо, что оказался совсем близко к жуткому лесу; хоть и не отважился войти в него, некоторое расстояние прошёл по самому краю и вдруг заметил большой рыборазводный пруд – раньше он никогда не попадался ему на глаза. В кристально чистых водах его резвились бесчисленные форели.
Этому открытию охотник очень обрадовался. Пруд с виду располагал к себе, и граф, позабыв о куропатках, поспешил назад домой, связал сеть и на следующее утро, не теряя даром времени, уже стоял на бережку, намереваясь