– Я не верю, – упрямо поджимаю губы.
– Так хочется, чтобы он приложил к этому руку? Или боишься? – Цепкий взгляд впивается в меня, и я чувствую, как краска отливает от лица. В его любопытстве есть что-то нездоровое. Я на уровне инстинктов чувствую, что должна сказать, и говорю.
– Я ненавижу Доминника. Он отравил мою жизнь. Я до сих пор посещаю психиатра.
– Полгода, – небрежно бросает он, поправляя галстук, на запястье мелькает золотая пряжка часов, а под ней след… Тонкий, багровый. Его связывали. Эта игра не была нежной.
– Что? – изумленно вскидываю брови.
– Полгода не посещаешь, – поясняет Орсини. – Тебе стало лучше после последней встречи с Джейсоном? Или хуже? Ты поняла, что он оставил тебя, и угрозы нет? Или осознала, что никакой мозгоправ не вылечит то, что навсегда поселилось в твоей голове?
Что ж, я впечатлена. У нас с Дино действительно много общего, иначе он бы не чувствовал меня так сильно и правильно. В другой жизни мы могли бы стать друзьями или даже любовниками. Признаться, сейчас, глядя на него, я вижу в нем мужчину, достаточно сильного, чтобы не показать своей боли и гнева. И в то же время смелого для того, чтобы не стыдиться того, что я угадала, разглядела в нем. И он, несомненно, не гей, судя по тому, с каким выражением порой его взгляд задерживается на моих ногах или груди. Мимолетные выражения, которые сразу пропадают под маской безразличия, но я успеваю заметить. Возможно, Орсини бисексуал или же является жертвой шантажа или банально позволяет Лайтвуду использовать себя за покровительство, деньги, влияние, а это немаловажные факторы