Стайка смешливых студенток торопилась в стеклянную кафешку, окидывая его на бегу оценивающе-озорными взглядами. Следом степенно прошагал пенсионер в профессорских очках, ведя на поводке рыжую таксу с поседевшей мордой. С балкона ее гулко приветствовал басом черный дог, стуча хвостом по ограждавшим его свободу прутьям – видать, старые знакомцы. Бабуля, спеша к подъезжавшему на остановку автобусу, неловко задела его хозяйственной сумкой, и тут же ее саму чуть не сбил с ног скейтбордист, торпедой пролетевший мимо.
Где-то на грани слышимости завывала сирена «скорой помощи», спеша на вызов. В воздухе зависло сизое облако выхлопа от кативших волной машин – еще часок, и начнутся «пробки». У каждого свои дела и заботы, никому до него и дела нет. Неторопливо шагая по Страстному бульвару, Стас думал не о предстоящем допросе. Чего там голову ломать? Все просто. Из головы не выходила вчерашняя книга. Имя у автора было какое-то интересное – Мархуз… или фамилия такая? Он даже забил это слово в «Яндекс», узнав, помимо всего прочего, что это какая-то сказочная зверюга. Уже по этому было ясно, что писатель – большой оригинал.
Книга была написана в жанре альтернативной истории. Такое впечатление, что весь литературный мир просто помешался на этой «альтернативке» – кромсают эту бедную историю кто во что горазд. Впрочем, «Старший царь Иоанн Пятый», не в пример другим сочинителям, написан был весьма занятно. И заставлял задуматься, если уж на то пошло. Хотя бы о том, что наша жизнь – это цепь сплошных случайностей. Вот, к примеру, заболей он сейчас, и все дела, которые у него в производстве, достанутся Мишке.
Не в том даже дело, что сожитель по кабинету будет клясть его последними словами. Просто стиль работы у них очень разный. Михаил, прямой, как ручка от лопаты, работая с подозреваемыми, подавлял их волю. Нет, не кулаками. Битье – последнее дело, чистой воды профанация. Ну, заставишь ты человека протокол допроса подписать, и что? Посидит он недельку в камере, послушает опытных «сидельцев», с адвокатом поговорит – и пошла в прокуратуру «телега».
И не в том беда, что оперу прокурорские и «охотники за головами» ведро крови выпьют. Ее и по надуманным поводам сосут – только в путь! – а просто жулик в судебном заседании ту же песню споет. И будет оправдан, это же вам не старые времена, ведь конец XX века на дворе. Гуманизация, гласность, плюрализм и еще бог знает сколько всякой модной светотени. Спасибо просвещенной Европе, можно подумать, что до них мы щи лаптем хлебали.
Так что Бредбери, пожалуй, в чем-то был прав – если в меловом периоде раздавить бабочку, получишь на выходе другого президента. Другое дело, что никто этой закономерности, конечно, не проследит и примет как должное. Еще и скажет с умным видом: «История не знает сослагательного наклонения». Это она сама вам доложила, что ли?
Визг тормозов хлестнул по нервам, заставив вскинуть глаза. Сверкающий радиатор «лэндкрузера» надвигался на него неотвратимо, и время словно растянулось. Стас уже чувствовал тепло от двигателя, запах сгоревшего бензина, машина надвигалась медленно и неуклонно, как паровоз, идущий под уклон. Тело не успевало уйти с пути, а тут еще нога зацепилась за бордюр.… Он рванулся что было сил, и вдруг… прямо перед глазами возникла храпящая лошадиная морда, в лицо пахнуло едким лошадиным потом. Конец оглобли ударил в грудь, выбивая из легких остатки воздуха. Улица закружилась перед глазами. Последнее, что он услышал, падая на спину – это отборный мат.
…Приходя в себя, он почувствовал неприятный холод на лице, словно его уткнули мордой в подтаявший сугроб. Стас попытался смахнуть это холодное, но кто-то удержал его руку.
– Лежите, молодой человек, – произнес спокойный мужской голос.
В голове все еще продолжалось вращение, он открыл глаза и увидел склонившегося над ним человека с бородкой. Свет раздражал, и Стас опять смежил веки.
«Врач со скорой, – всплыла мысль. – Еще не хватало в „склиф” загреметь. Вот хрен им: вроде не сломано ничего. Неделю продержат, а я потом дела лопатой разгребай. И откуда взялась лошадь?»
А люди, стоя над ним, обсуждали его так, словно его тут не было, или он уже умер.
– Видать, нездешний…
«С чего бы это? Коренной москвич, между прочим…»
– Мериканец, видать. Вишь, штаны строченые. Я одного такого видал…
«Это он о джинсах, что ли? Нашел, блин, диковину – джинсы в Москве… Деревня, что ли? Да их в любом селе…»
– Не помер бы…
«А вот хрен вам, не дождетесь».
Пересиливая себя, Стас открыл глаза и попытался сесть.
– Лежите, лежите, вам вредно шевелиться.
Опять этот, с бородкой.
– Мне лежать вредно, – буркнул Стас. – Времени нет.
Он с трудом поднялся, прислушиваясь к себе. Грудь, конечно, побаливала, но вполне терпимо. Отряхивая брюки, опер мельком бросил взгляд на стоящих