– Мне жаль, но я, похоже, ничего не умею делать того, чтобы быть полезной вам, – она виновато посмотрела на него, а потом на потные спины матросов, что кряхтели у поваленных бревен.
– Полно казниться. – Он ответил тогда с дурашливым смехом, на миг прекращая работу. – Люди, кои «ничего не умеют», нередко делали открытия, не так ли? Сейчас для тебя лучшее время освежиться… Прости, – Андрей притянул ее за руку и тихо сказал. – Я помню наш разговор… Ты так мечтала искупаться… Только не уходи далеко. И возьми оружие.
«Дьявол! – Преображенский щелкнул взведенным курком. – Сколько ни учи петуха псалмы петь, он все кукарекает. Нет, чтоб прежде о сем подумать! Трижды дурак!»
Матросы у плота, пыхающие махоркой, увидев подбежавшего капитана, его пепельно-серое лицо, поспешно раздались в стороны, освобождая место, и застыли, вытаращив в испуге глаза. Андрей хватил взглядом берег, работников и, задыхаясь от бега, прохрипел:
– Где приказчик? Где Зубарев?
– Да вот только оба тут были… – откликнулись растерянные голоса. – Давече при связке бревен Зубарев узлы затягивал, а теперь шут его знает…
– Да погодите! – вклинился Палыч. – Он испужал меня, прежде чем мне к вам подойти. Вот тутось, на мхах он лежал, – казак торопливо указал капитану место. – Лежит этак мертвяком… руки сложил на груди, глаза открыты… И в небо уперты, как вилы… Я ему тогда пригрозил, вашескобродие: так, мол, и так, Мотька… Ты смотри, зря-то людей не пужай, окаянный!
– А что случилось, вашескобродие? У нас все в порядке, как у бобров на плотине, – невпопад пошутил Кулаков, один из старших матросов, и уже невнятно добавил. – Плот через четверть часа будет готов…
– Где приказчик?! – лицо Андрея напряглось. «Правильно Гергалов говорил: недаром сей черт, как береста на огне, крутится… Что-то кроется за ним… и в глазах всегда будто мыши бегают». – Где он?! – уже в голос прокричал капитан.
– А в чем дело? – остужно прозвучал за спиной голос Тимофея. – Чужие дела куда как ловко судить, барин. А взять хоть вас… где вы были, когда вершились убийства?
Последние слова прозвучали громко и зло. Тараканов, сжимая ружье, холодно смотрел в глаза капитана.
– Вы уж и рады к мелочи придраться, а я не меньше других руки сбивал… Убийства всяк мог творить. И он, и он, и он! Почему вы все подозреваете только меня? Кем тогда я вас могу считать? Повторяю: убийства всяк мог творить. Таково мое мнение.
– Но не мое. – Преображенский стремительно подошел к суперкаргу и схватил его за грудки.
– Ой, не буди лихо, пока оно тихо, – зловеще процедил Тимофей, но дрогнул под напором капитана.
– А ты зубами не скрипи, мне один бес, хоть до корней их сотри. И пока порог правды не спознаю,