Зато почти каждый с удовольствием вспоминает, как познакомился с Гюнтером. Ваш покорный слуга слышал с десяток вариаций истории о том, что на первую просьбу представиться он отвечал: «У меня сейчас нет имени». Хотя этот сюжет я могу рассказать и от своего лица, ведь наше знакомство произошло точно так же.
Гюнтером он начал называть себя значительно позже. Думаю, это, как и все в его жизни, связано с какими-то идеями и изменениями его концепций. Также я убежден, что вовсе не это имя было дано ему матерью при рождении. Тем не менее раз он сам его выбрал, то и мы будем в дальнейшем пользоваться им.
Гюнтер был, что называется, кабинетным философом – впрочем, много ли вы видели иных, – профессором и настоящим мыслителем. Он оставил немало опубликованных работ, которые, как ни жаль, затерялись на полках с другими современными трактатами. Это в высшей степени досадно, поскольку наследие Гюнтера могло бы создать обширный плацдарм для размышлений, стать предметом обстоятельных исследований, а то и положить начало новой философской школе. Однако не помог этому даже его недюжинный литературный талант, выгодно выделявший тексты Гюнтера в сонме иных сочинений такого рода.
Как ни жаль, но уже сегодня можно с уверенностью утверждать, что его наследие не будет «открыто» по прошествии лет. Время внезапных находок, обнаружение «сокровищ» в результате «раскопок» на полках библиотек осталось позади. Теперь с каждым днем они оказываются погребенными все надежнее. Этот процесс набрал слишком большую скорость, и безжалостное время не разбирает, каких текстов остро недостает человечеству, а какие можно забыть без потерь.
Случай с Гюнтером сложен еще и потому, что даже беглое введение в его комплексное мировоззрение займет слишком много времени и потребует значительных усилий, как от меня, так и от вас, дорогой читатель. Так что от этого пока придется воздержаться. Скажу только, что его – воспитанника, апологета и продолжателя рафинированной немецкой философии бытия – занимали более проблемы разрешения противоречий, таящихся в существующих, прошедших через века идеях, нежели создание новых учений. На фоне тотальной страсти всех и вся культивировать сугубо свои, зачастую не стоящие выеденного яйца мысли, даже не удосужившись познакомиться с тем, что делали предшественники, уже само по себе скромное желание Гюнтера выступать в качестве «лекаря идей» вызывает огромное уважение и симпатию.
А ведь действительно многие фундаментальные доктрины, которые в свое время выглядели долгожданными неоспоримыми откровениями, с каждым новым веком разрушались