– Когда хищник находит жертву, клыками он чувствует чужую душу. Это то, что чувствую я этими пальцами. Хищник сжимает челюсти, завершая дело, но я – не хищник. Я делаю так, чтобы мой клык не задел души, не задел ничего важного, а только удалил осквернённую плоть.
– Значит, нельзя, – пробормотала Ева, немного ошеломлённая категоричностью великана. Он всё больше напоминал ей мышь в шкуре медведя, но когда голос его не дрожал, когда цирюльник твёрдо знал, какую щетину нужно сбрить, его было трудновато узнать. – Тогда я разрешу тебе помогать мне, как я помогала маме. Не нужно сердиться и обижаться. Такие времена настали. А теперь скажи мне: у тебя есть геркулесовые хлопья?
– Никаких хлопьев у меня нет. Только полкаравая хлеба.
– Хлеб подойдёт. Нужно достать воды. Лучше тёплой.
– Воды в мехах полно. Да только костёр мы разводить сейчас не будем… – он переступил с ноги на ногу, вновь погружаясь в свою бесконечную нерешительность. – Послушай. Нам бы пора отправляться в дорогу. Другие земли ждут, понимаешь? Может, кому-то там нужны мои руки…
– Хорошо, можно и холодной, – Ева вскочила, удержала равновесие на покачнувшейся телеге. – Я мигом, Эдгар! Ты только налей мне в плошку воды, а я помну туда хлеб.
Всего несколько минут спустя они сидели на козлах, друг напротив друга, глядя на миску с невразумительной кашицей. Островками там громоздились тёртые (пальцами Эдгара) орехи, давленые ягоды, какие-то травы и корешки, которые великан набрал в лесу. У Эдгара была деревянная ложка, и Ева смотрела, как взмывает она от миски ко рту великана, как дрожат, уловив запах, белесые его ноздри.
Ложка опустела, и, как подстреленная птица, рухнула вниз, в рукотворное болото с земляничными пятнами. И, как и полагается птице со смертельным ранением, больше не поднялась. Эдгар смотрел на Еву со смешанным чувством, никак не решаясь сделать глоток.
Ева попробовала сама и, поморщившись, сплюнула. Ничего более отвратительного в своей жизни она не пробовала.
– Напоминает помои, которые дают свиньям… выплюнь это, милый мой Эдгар. Видно, чтобы быть как мама, нужно овладеть особенным волшебством. Уметь повелевать крошками – знать, на каком из древних языков командовать им идти в котелок. Знать Иисусову молитву о коврижках, и уметь определять, какая морковка пойдёт в суп, а какая годится только курам и кроликам…
Эдгар икнул. Каша, разбавленная слюной, вытекла у него из уголка рта.
– Иисусову молитву о коврижках?
Ева печально ткнула пальцем в кашу, проделав там кратер, который, кажется, даже не стремился затягиваться. Потом схватила миску, и, спрыгнув вниз, направилась к ослику, который поднял голову и навострил уши. Кажется, до этого он дремал, убаюканный неожиданным после дождливой ночи солнышком.
– На-ка, покушай. Тебе нужно подкрепиться перед дальней дорогой… смотри-ка, ест! Послушай, если ты кушаешь это, только чтобы не расстраивать меня, то можешь не есть. Я же