Но, может быть…
– Аделаида. Пожалуйста! Попроси за меня того, кто… – он сглотнул, – Ну, кто меня сюда поместил! Я, я… Честное слово! Всё это найду. Научусь. Прочитаю! Клянусь!
– Не клянись. Ваши, людские, клятвы, обычно ничего не стоят. Если тот, кто поместил тебя сюда, согласится, вся память о том, что с тобой случилось, останется с тобой. И отвечать – выполнишь ли ты свои обещания, или нет, придётся только перед своей совестью. И логикой. Ведь это место не изменится, и когда снова попадёшь сюда. В старости!
А уж сделаешь ли ты для себя выводы, или нет… Чтоб не ударить в грязь лицом когда в следующий раз встретимся… – Аделаида выразительно посмотрела на него.
Колян истово кивнул, придерживая обеими руками ноющий живот.
Аделаида вздохнула, покачала головой. Закатила к небу глаза. Опустила их снова – выражение Колян затруднился бы описать…
Птица хлопнула крыльями.
Вселенная вокруг Коляна раскололась… И снова возникла.
– Коля! Да Коленька же, сынок, ну очнись, ну пожалуйста! – причитания матери не спутать ни с чьими! Но пока их почему-то только слышно. И ничего не видно! Вдруг…
Резкий запах, бьющий в ноздри, заставил голову судорожно отдёрнуться прочь – от ужасной вонищи! Он заморгал. Глаза наконец открылись.
Ух ты! Солнце!
– Ага! Ну вот: пожалуйста! Я же говорил, что нет ничего лучше старого доброго нашатырного спирта! – чей-то довольный голос.
Колян скосил глаза вбок.
Ах, вон в чём дело: это встаёт на ноги до этого склонившийся над ним и прижимавший к его ноздрям вату с чем-то жутко вонючим, пожилой мужчина в белом халате.
А сам Колян лежит, оказывается, задницей на голой твёрдой земле, а плечи и голова покоятся на руках у матери.
– Господи, спасибо вам, доктор! Слава Богу! Он жив!
– Как огурчик. Даже сотрясения нет. Словно родился в рубашке. Вот только шишку придётся смазать йодом. Сейчас. Минутку. – Колян снова ощутил, как по лбу мажут чем-то холодным, – Вот так. Ничего-ничего. До свадьбы заживёт! – доктор снова ушёл куда-то. Колян услышал, как он что-то говорит в рацию. Снова послышались шаги:
– Ну, до свиданья, мамочка рассеянного с улицы Бассейной! Рассеянный! Поправляйся! И читай лучше книги – а то планшет портит зрение. А эм-пэ-три – слух…
Рядом зафырчал мотор, заскрипел гравий под колёсами, и машина стала удаляться.
Колян перевёл взгляд снова в глаза матери. Сейчас та почему-то молчала, лишь гладя его рукой по волосам.
Колян вдруг решился:
– Ма! Прости меня. Я вёл себя как последний идиот. Только баран мог не заметить турник. Честное слово: я больше никогда…
Мать только кивала. Но он видел в её глазах – неверие.
Сколько уже она слышала таких обещаний и клятв!
Он вздохнул. Аделаида! Он помнит! А уж в желудке как пусто!!! Но…
– Ма! А у нас есть рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни»? – и, увидев округлившиеся от