Место вовсе не выглядело зловеще, если смотреть на него в привычном для человека спектре. Те же, кому посчастливилось обладать более чувствительной натурой, изо всех сил держались подальше от гиблой плеши – кроме сотни полусонных ворон, сидящих на соснах вокруг поляны. Птицы сидели неподвижно и казались уродливой гирляндой из черных ламп.
Поскользнувшись на пироге из птичьего помета, рыжеволосый парень, сиганув боком между стволов, со всего маха налетел плечом на одного из каменных стражей и кубарем вкатился на плешь, поочередно ударившись всеми выступами тощего тела.
– Гадство и барабанный бой, – прошипел он, растирая ушибы, вставшие в длинную очередь на примочки.
Беглец стоял, озираясь, в центре плеши, не понимая, в какую сторону бежать дальше. Его внутренний компас безостановочно нарезал круги. Он зажмурился, тряхнул головой, пытаясь прийти в себя, и прислушался к звукам леса. Те едва пробивались, словно чащу от поляны отделял невидимый ватный полог.
«Видать, хорошо приложился головой», – подумал он, снова закрывая и открывая глаза. Картина при этом слабо менялась.
С ободранных ладоней на траву упало несколько алых капель, и тут же в лицо дунул холодный, пахнущий снегом ветерок, будто кто-то быстро открыл и закрыл окно в зимний день. Рыжий вздрогнул от неожиданности, метнув взгляд по выступающим в темноте стволам. Он чувствовал, как тьма вокруг впитывает его страх, боль от ушибов и, кажется, еще что-то из океана воспоминаний, о чем он сам давно забыл думать. Невидимый мясник потрошил его сознание, выбирая лакомые куски.
Звуки замерли совершенно. Несколько секунд царила глухая совершенная тишина. Если кого и было слышно, то лишь самого себя – ужаснее развлечение не придумать…
А затем наваждение исчезло.
Он очнулся, словно от долгого мучительного сна, обнаружив себя стоящим на коленях в самом центре поляны. Кисти рук были алыми от крови, но разбираться с этим не было времени: выше по склону кто-то с шумом ломился через заросли прямиком к нему. Раздался шум падения, хруст и замысловатые ругательства, призывавшие горящую серу в глотки еретиков, в глаза еретиков и в… Судя по всему, невидимый с поляны человек очень не любил этих самых еретиков, кем бы они ни были.
Сжав зубы до скрипа, беглец припустил с открытого места, не доверяя перспективе приложиться к кипящему коктейлю ни одной из своих точек. Вереск за его спиной покрылся густым серым инеем.
***
Отсутствие ли собак, неповоротливость пустившихся в погоню «лесных братьев» или звезда удачи, раскрывшаяся бутоном подле луны, – но все четверо оторвались от преследователей в распадке между холмов и уже в сгустившейся темноте выбрались к перекрестку дорог – оборванные, обессилившие и перепуганные.
Одна из дорог тянулась неровной лентой вдоль кромки