Князь перевел дыхание и уже не официальным тоном, а изумленно-
растерянным добавил:
– А я все удивлялся, откуда этот ловкач упал?
Канцлер взял бумаги и, смешно наклонив главу, будто под углом они
читаются легче, долго присматривался, скорее, принюхивался к ним.
– Так-так… Это и в самом деле чрезвычайно серьезно. Мы изучим все…
Если подозрение подтвердится, Лазиски-Орлика сразу же отдадат под
арест.Когда князь Долгоруков откланявся, канцлер позвонил в колокольчик
помощнику.
– Немедленно выяснить, каким образом русские ищейки роются в наших
государственных архивах, будто в собственном амбаре. Виновных отдать под
суд. Помощник вышел, и канцлер снова поднял колокольчик.
– Сегодня же вечером вызвать лейтенанта конного гвардейского полка де
Лазиски ко мне на тайную квартиру.
Без права даже на имя
Уже на ступенях дома графини Авроры Кенигсмарк Войнаровский
осмотрелся, ища взглядом свою карету среди длинного ряда таких же с
18
изыском украшенных, франтоватых, раззолоченных, бросающих во все
стороны солнечные зайчики экипажей , – бедных гостей у графини не бывает.
Утонченная беседа в красивом обществе, замечательное вино из
венецианских краев, тихо искрящееся в бокале, несколько игриво-лукавых
улыбок графини Авроры, адресованных будто бы всем гостям, а на самом
деле только ему одному, а главное – удачная беседа с английским
посланником Матесоном, создавали то беззаботно-благодушное
расположение духа, которого он давненько уже не ведывал. Слишком часто
жизнь его проходила в карете между Вроцлавом и Стамбулом, Бендерами, где
застрял Филипп Орлик, Веной и Стокгольмом, куда гнали его неусыпные и
неотложные украинские дела.
– Остановись, если жить хочешь, – едва ступив на подножку, услышал за
спиной приглушенный голос, и острый предмет уперся в бок. – Без
поспешности, не вызывая подозрений, сесть в карету напротив.
Медленно оборачиваясь, Войнаровський увидел более десятка
случайных людей, которые, судя по одежде, отнюдь не походили на
извозчиков и прислугу гостей графини Кенигсмарк. «Шестнадцать, – насчитал. -
Самому не справиться».
– Это разбой. Мы в свободном городе. По какому праву меня арестовали
и кто вы? – переспросил, садясь в карету с зашторенными окнами.
– Право, сила и воля у русского императора, – услышал в ответ. – Но если
без спротивления – будешь иметь право на жизнь.
Карета долго громыхала гамбургской мостовой и тряслась, будто в
лихорадке, пока не остановилась посреди тесного подворья. По своим
очертаниям здание напоминало Войнаровскому русское посольство, мимо
которого ему приходилось нередко проезжать. Его повели длинными
бесконечными коридорами, и наконец