научить, по жизни это завсегда пригодится…» – с радостью и с какой-то дерзостью думает Огарыш
о сыне.
Ромка просыпается лишь в городе, когда пассажиры выходят из автобуса. Сладко зевнув, он
собирается было потянуться, но, обнаружив себя не дома, тут же снова таращит свои удивлённые
голубоватые глазёнки. Всё ему кажется удивительным: и громадные двухэтажные, а то и (ой, ой, о-
ой) аж трёхэтажные каменные, незыблемые, как скалы, дома, и нездоровающиеся, чужие от этого,
люди, и городская пороша, притаптываемая с крупинками угольной сажи, отчего в тесном городе
всё-таки потемней, чем в их, распахнутой небу, Пылёвке. Да и сам воздух здесь пахнет той же
сажей. А сколько окон в этом городе (мама моя!), правда, все окна как слепые: без ставен и
наличников.
Да что там говорить, Ромка просто не успевает увидеть всего. Огарыш держит его за руку,
чувствуя, как ладонь сына едва не выкручивается из пальцев. Теперь его чрезмерное любопытство
даже раздражает, тем более что тут и самому надо ещё сообразить, как и куда идти.
Знакомого не оказывается дома. Дверь им не открывают. Тогда, озабоченно почесав затылок
самой шапкой с завязанными наверх ушами, Михаил решает пойти за валенками в магазин.
Ох, и интересный это магазин! И, главное, совсем без прилавка: ходи – где хочешь и смотри –
что поглянется. Другие, как замечает Ромка, не боятся и кое-что в руки брать: щупают, изучают.
18
Отец тоже снимает с полки валенки, проверяя толщину подошв и голяшек. Ромке даже неловко за
него: чего тут проверять? В таком магазине, конечно же, всё хорошее. А отец осматривает вторые
валенки, третьи… За ними с улыбкой наблюдает красивая и оттого как будто сердитая продавщица.
Ох, не заругалась бы она на них.
– Ну-ка, примерь вот эти, – говорит, наконец, Михаил.
Он усаживает Ромку на маленький стульчик, помогает снять старый валенок так, чтобы не
размоталась портянка с травинками сена на ней, и надевает новый, чистый, аж иссиня-чёрный.
– А теперь встань, – приказывает он, прощупывая ногу через валенок жёсткими пальцами, –
нигде не жмет?
Ну и пальцы, однако, у отца! Прямо через валенок продавливают! Только как он этот валенок
может жать?! Он же такой мягкий, даже непривычный, не то, что старый, подшитый
прогудроненной дратвой. Ромке хочется и второй надеть, но отец забирает оба валенка и отдаёт
продавщице. Ромка растерянно и обмануто смотрит: как это понять!? Отец подходит к кассе, на
два раза пересчитывает деньги и отдаёт продавщице. Потом, получив какую-то бумажку,
выщелкнутую машинкой, только на эту бумажку покупает валенки. Чудно! Ромка, облегчённо
вздохнув, забирает покупку у отца и несёт её сам. Вот это уж валенки так валенки, они ведь даже
подмышки греют!
Но если