любимой женщины вынужден был переселиться подальше,
чтобы не давать друзьям и коллегам лишнего повода к
сочувствию, чтобы Толик не видел своей ложной матери…
5. ТЕЛЕФОН
Войдя в квартиру, Нефедов, кажется лишь для того,
чтобы надежней отгородиться от сорок четвертого века, до
отказа вывинтил собачки обоих замков. Для начала стоило,
пусть хотя бы в беспорядочную кучу сгрести все свои
впечатления. Пытаясь сосредоточиться или принять какое-
то решение, он обычно не сидел, стискивая голову руками,
а брался за любые домашние дела, и на нитку привычных
дел легко нанизывались все рассыпающиеся мысли.
Василий Семенович прошел на кухню, а там сработал
инстинкт: захотелось выпить чая. Этому не помешал даже
недавний завтрак, потому что без этого традиционного
чаепития по приходу домой, он словно бы не чувствовал
себя дома.
Оставался вопрос: как возможно было за считанные
минуты восстановить его большую квартиру с такой
точностью, чтобы сейчас из этого крана могла политься
вода? Он начал осторожно откручивать кран, и кран
выстрелил вдруг воздушной пробкой, как бывает после
отключения воды для ремонта труб. Никогда не вздрагивал
Нефедов так от этого водяного выстрела. А в раковину уже
текла ржавая, застоявшаяся вода. Да, конечно же, никуда
он не переносился… Не возможно, чтобы там, в каком-то
сорок четвертом веке была ржавая вода… Кто же станет
там подавать воду по железным трубам? Переждав
ржавчину, Нефедов нацедил воду в тонкостенный стакан с
ободком и посмотрел сквозь нее на свет. Вода была
прозрачной, но Василий Семенович смотрел уже дальше,
37
на переливающиеся бусинки в небе города. Все тот же
причудливый город за окном… «Ну, и какую же воду вы
здесь пьете? – подумал Нефедов. – При ваших-то
чистейших помидорчиках и огурчиках не иначе, как
ключевую или колодезную». Он набрал в рот воды,
подержал и разочарованно выплюнул. Вода была с
хлоркой. Это была вода его времени. Так, где же он все-
таки сейчас?! Слоистость реальности его потрясала. В
каком веке было сейчас его сознание? Пожалуй, сознание
его разлетелось на два века, расщепленное бездной
тысячелетий, мера которой – недавний обморок.
Забыв про чайник и открытый кран, Нефедов подошел к
окну. На город, поглощая своим чревом леттрамы,
надвигалась темно-фиолетовая грозовая туча, от которой
на земле все меркло и настораживалось. Василий
Семенович распахнул форточку и в застоявшуюся кубышку
кухни волной вплеснулся такой воздух, каким он никогда
не дышал. Никогда в воздухе своего города не ощущал он
запахов смешанного леса вперемешку с ароматом
яблоневых и грушевых садов. От преддождевой, тенистой
прохлады