С Юрием Петровичем Гордеевым ее связывали нежные братские отношения. Этот умный и честный человек как-то по-родственному опекал ее, и она – такая свободолюбивая – не смущалась этой опекой. Ей нравились серьезность, обстоятельность и глубоко затаенная ирония, всегда сопровождавшие разговоры с этим человеком. Ей нравилась его не деланная простота и легкость в общении с людьми, а также и то, что ему совершенно чужда была гордыня – ведь у него, как она небезосновательно полагала, была более чем солидная клиентура, которой он никогда не кичился, даже избегал разговоров на эту тему. Ее начальник Владимир Дмитриевич всегда хвалил Гордеева, прибавляя при этом ласкательные эпитеты, вроде «этот пройдоха», «этот ушлый хитрый лис» и прочее. В ее представлении называемые шефом качества изобличали несомненную честность адвоката, долг которого, как считала Ирина, заключался не в следовании абстрактной общественной морали, а в защите клиента. Известно было, что Гордеев не провалил ни одного из взятых им на себя дел, в том числе и сомнительных в нравственном отношении. Ирина, как мудрая женщина, никак не могла осудить его за это – юриспруденцию она числила за науку грязную, но необходимую, как медицина. Однако кроме названных достоинств он еще и просто был ей симпатичен, даже весьма симпатичен, и она рассчитывала на продолжение и углубление их дружбы. То, что она позабыла о его дне рождения, показалось ей сейчас странным и даже стыдным, поэтому Ирина, войдя в кабинет к юристам, чувствовала себя несколько скованно и неуклюже.
– Юра! – нарочито бодро попыталась она скрыть смущение.
– Ирочка! – Гордеев, широко разулыбавшись, оторвался от монитора и встал ей навстречу. – Уже вернулась? Ну, как?
– Чудесно. Это тебе.
Она поставила на стол бутыль туалетной воды, упакованную в малахитового цвета коробку.
– Да что ты, спасибо…
– Поздравляю с днем рожденья, желаю, чтобы ты всегда был… – она судорожно задумалась, что бы ей пожелать, избегая банальностей, но не удержалась и ляпнула: – Таким же здоровым, веселым и удачливым.
«Вот дура!» – подумала она про себя. Гордеев, однако, был, видимо, рад, что Ира помнит о его празднике.
– Ты сегодня первая, кто меня поздравил.
– Почему? – Ирина сокрушенно подняла брови.
– Кажется, они все позабыли. Впрочем, это и неудивительно. Я здесь все-таки не совсем свой. Обо мне обычно вспоминают, когда проштрафятся перед государством или хотят кого-нибудь незаметно обжулить. Я, так сказать, не в штате. Как индивидуальность я мало кого волную. Хочешь конфет?
Он вынул упаковку дорогих конфет, еще не тронутую, и снял с нее целлофановое покрытие. Ирина засунула в рот конфету и принялась рассказывать про свои успехи. Гордеев слушал, как казалось, внимательно, все больше улыбался и кстати кивал, но Ирине показалось